Древо миров

— Плоды, употребляемые в пищу, — говорил Мажик, тяжело отдуваясь, — уродуют деревья… Ветки часто ломаются. По мне, так лучше бы они зрели в почве, как земляные груши или свекла. Но погляди, друг мой, на эти цветы: вот они — то истинная отрада глаза и елей сердца. Нарциссы… Сейчас, когда за стенами Города свирепствует зима, их нежные лепестки напоминают о наступлении весны. Есть у меня один вольноотпущенник, так он умеет… Уф, придержи шаг, друг мой… Так он умеет составлять такие букеты, что можно от завтрака до обеда смотреть на них и наслаждаться. Ветка абрикоса, покрытая лишайником, листья папоротника, мясистый цитрон и двух сортов камелия в голубой вазе… Либо ирис и болотные ноготки в сосуде янтарного цвета… плоды лотоса и цветы петушиного гребешка в прямоугольных горшочках, покрытых глазурью… георгины и мимоза, чьи желтые соцветия словно светятся лучами летнего солнца… Заметь, ни одно из этих растений не употребляется в пищу, разве что как ароматные добавки в некоторые напитки, но сколь приятней они для созерцания, чем пористые, как щеки нарумяненной старухи, апельсины, либо кокосовые орехи, покрытые волосом, словно пауки…

Дорожку впереди неторопливо перешел павлин. Удивленно глянул на рыцаря в теплой меховой одежде, шагавшего с тяжелым двуручным мечом на плече, и скрылся в зарослях рододендрона.

— А вот птицы — другое дело, — глубокомысленно изрек Мажик, — они и глазу приятны, и желудку. Здесь их много: куриное племя только из ста восьмидесяти пород, а есть еще утки и лебеди, что гнездятся в водоемах, фазаны, жаворонки с нежнейшими языками и еще такие маленькие птички уй — мяса на глоток, зато какого мяса!

— На твоем пиршестве подавали еще свинину и вареную говядину, — решил поддержать разговор кампанарий.

Почему бы и нет? Дагеклан никак не мог заставить себя усматривать в потном толстяке, рассуждающем об искусстве составления букетов, грозного судью, обрекшего его, возможно, на мучительную гибель. В конце концов, рыцарь сам добивался этого приговора — и преуспел.

— Кабаны и тельцы со своими пышнотелыми подружками обитают по другую сторону Медного Павильона, — охотно объяснил повелитель ругорумов, — там, где много сочных трав, клевера и папоротника.

— Стада должны быть огромны, чтобы население такого большого города могло кормиться всю зиму.

— Вот! — воскликнул Мажик, многозначительно подняв палец, похожий на зингарскую колбаску. — Тайна сия велика! Дело в том, что, сколько бы мы ни потребляли мяса, дичи либо плодов древесных, меньше их не становится. Наши любомудры давно бьются над этой проблемой: от безделья, конечно. По мне, так никакой проблемы нет, всякий знает, что причиной тому Благотворная Сила, приходящая из Медного Павильона, а Силу ту оставили ямбаллахи. Она и свет нам дает, и тепло, и пищу. А вздумает кто покуситься на ругорумов — у нас и оружие найдется весьма сокрушительное…

При этих словах толстяк покосился через плечо на сыновей Таркиная, шедших в отдалении среди толпы ругорумов. Никто и не подумал разоружить братьев: у обоих на поясе висели по ножу и кривому мечу, за спиной Ярла прилажен был семизарядный арбалет Конна. Очевидно, ругорумы и впрямь всецело полагались на свое оружие, из коего рыцарь пока видел лишь металлические трубки — самострелы. Действовали они весьма впечатляюще: дабы продемонстрировать их убойную силу, Мажик приказал одному из стражников пристрелить косулю — с расстояния, на которое не способна была ударить и аркбаллиста. Стражник поднял трубку к плечу, дернул за выступавший снизу крючок — раздался оглушительный звук, словно лопнул барабан, и несчастное животное рухнуло, как подкошенное. Когда слуги принесли косулю, в шее ее обнаружился небольшой, в палец длиной, металлический стержень с заостренным концом.

Так что Мажик ничем не рисковал, идя рядом с осужденным, но отнюдь не безоружным рыцарем: вздумай Дагеклан хотя бы немного приподнять меч, и один из шести стражников, топавших шагах в десяти сзади, не колеблясь дернул бы крючок на своей трубке.

При всех этих обстоятельствах утверждение Мидгара о том, что изнеженные отступники не представляют серьезного препятствия для достижения ругами своих целей, кампанарий вынужден был оставить на совести Лисьего Хвоста. Рыцарь не сомневался, что в распоряжении ругорумов имелось и кое-что посерьезней трубок — самострелов.