Исходя из убеждения, что князь Владимир поставил в Киеве в 980 г. идолов не только «своих», русских, богов, но и идолов других племён, Е. В. Аничков полагает, что Хорс был именно божеством торков, обитавших около Тьмутаракани (Аничков, 1914). Однако бесспорных оснований для такого утверждения нет… С летописным перечислением пантеона Владимира вообще больше проблем, чем ясности.
Обычно в письменных памятниках при перечислении богов Хорс упоминается сразу после Перуна, в Начальной летописи имена богов стоят в таком порядке: «Поставил (Владимир) Перуна, Хорса, Дажога». Два последних имени, обозначающие солнце, приведены рядом. Может быть, сделано это не случайно: летописец или древний писатель заменил заёмное или устаревшее и малопонятное слово «Хорс» русским «Дажьбог».
Как мы уже отмечали, наше мнение заключается в следующем. Хорс, будучи, как и Дажьбог, богом солнца, имел всё же в представлениях славян свою особость, т. е. олицетворял другое свойство Солнца. Основанием для такого предположения может служить, скажем, «Слово о полку Игореве», согласно которому князь Всеслав «прерыскаше», т. е. перебегал, пересекал — путь светилу.
Солнце, поднимаясь на востоке и опускаясь на западе, как бы описывает круг. И греческое именно «круг» и означает. Вспомним, что «хоросом» называли круглый подсвечник, находившийся в древнее время в храмах под самым куполом. Он символизировал небесный свод, круг. Впрочем, греческое «хорос» и русское «Хорс» могут восходить и к одному общему корню. В таком случае за разъяснениями значения этого русского божества нет нужды обращаться к восточным заимствованиям. Хорс мог быть названием солнца в его ежедневном «круговороте», как над, так и под (?) горизонтом — в данном случае мы, правда, не учитываем вероятное представление о существовании двух или четырёх разных солнц, дневного, ночного и, возможно, утреннего и вечернего. Однако, если таковые действительно и были, равно как связанные с ними по принципу подобия «солнца времён года», насколько уместно говорить о выделении их как отдельных божеств — неизвестно. Пока все подобные утверждения следует относить к разряду спекуляций, возникающих, не исключено, на почве избыточного стремления видеть в славянах преимущественных солнцепоклонников, а в любой окружности на заборе, одежде или шкуре — солярную символику.
Подтверждение сказанному находим в «Слове и откровении святых апостолов»: «В прелесть великоу не внидят мняще богы многы пероуна и хорса дыя и трояна и инии мнози, ибо яка то человецы были суть старейшины Пероунь в елинех, а Хорс в Кипре, Троянь бяше царь в Риме» (Гальковский, т. 2, с. 49–54).
На Кипре, который принадлежал то финикийцам, то египтянам, то грекам, а позднее и вовсе туркам, сохранились некогда известные святилища Аполлона Гилата, многочисленные храмы в его честь — в Куриуме, Старом Пафосе, Идалионе, Тамассосе{50}. До сих пор туристам рассказывают, что используемый здесь виноградный пресс даровал киприотам бог солнечного света Аполлон, а первую лозу посадила сама Афродита.
Автор перевода или даже самого текста был явно учён в греческой традиции, а сама рукопись есть, вероятно, пересказ с греческого конца XIII — начала XIV в. Иначе говоря, ему было прекрасно известно, что в то время, когда эллины в материковой Греции почитали Зевса-Перуна, а римляне чтили своего императора Трояна, на Кипре господствовало поклонение богу света Аполлону, т. е. — в его понимании — Хорсу.
Культ солнечного царя характерен и для одних из возможных предшественников славян — скифов-сколотов. Геродот (История, IV, 5–6) рассказывает о попытках овладения сыновьями предка-прародителя скифов символами царской власти. Победителем вышел младший брат по имени Колаксаис (скифское
Правда, при принятии скифско-иранского происхождения имени Хорса восхищает глубина исторической памяти заимствования — около пятисот или шестисот лет. Если же отвергнуть гипотезу, что праславяне обитали на территории Причерноморья, то истоки оного заимствования вообще непонятны. Перенятие через готов или какие-то иные племена в эпоху так называемого Великого переселения народов тоже представляется маловероятным.
Будь Хорс в понимании автора «Слова…» совершенно чужеродным, тюрским или «жидовским» богом, стал бы он именовать его «великий»?