— Нет, людей, которые им поддаются. И правильно. Мир у вас такой страшный, жестокий — это я вам объективно, как зритель говорю. Повсюду их власть бесовская губит людей… А этот ваш мальчик, Павка… Муровец это, от… Я так понимаю, — продолжатель Корчагина… — тот ведь тоже трагическая фигура, мученик… И этот — один против зла. Жалко его, в жизни такие погибают… Но Господь — с ними. Это вы очень убедительно показываете…
— Знаете, а я об этом как-то даже не думала…
— Вот видите, не думали, а вышло так. Павке все время вроде как чудо помогает. А Господь чудо и есть.
Такая неожиданная трактовка Иоанне нравится.
— Я вот что не пойму, Янечка, — как у вас всё это проскакивает? — Я цензуру имею в виду.
— Это тоже у нас товарищ Градов. Убеждает, пробивает, — это всё он.
— Пробить — самое главное. У вас ведь и сборник издан «По чёрному следу», так? Дефицит, не достать.
— Хотите я вам подарю? — у Иоанны вдруг мелькнула безумная идея, — с автографом? И у Кравченко возьму, передам ваши комплименты, ему будет приятно.
— В самом деле? Это для меня большая честь, — старик был в восторге.
— В следующий раз привезу. И детективов для вас захвачу, у нас много на языке. Муж английский знает, немного польский.
— Польский я тоже знаю. На французском можно.
— На днях привезу.
— Ну зачем вам беспокоиться, можно через Варю.
— Ничего, очень будет приятно ещё с вами повидаться, мне у вас так нравится. Вот приеду и погощу, если не прогоните.
— Помилуй Бог, — охотно вступил в игру дядя Женя. Кожа на его щеках дрябло алела от вина, как у чуть спущенного первомайского шарика. — Такую гостью, прогнать.
— Мансарда у вас свободна? — продолжала «играть» Иоанна. Только бы не спугнуть!
— Для вас? Всегда!..
— Вот и чудесно. Значит, я её снимаю до конца лета, вместе будем сочинять следующую серию. По рукам?
И, не давая старику опомниться, шлёпнула на стол пачку денег. Всё, что было в сумочке. Старик оторопело уставился на них, потом на Яну, которая продолжала лучезарно улыбаться.
«Господи, помоги мне… Ведь каникулы скоро кончатся…» Дед даже обиделся.
— Уберите презренный металл, мадам. С вас — только детективы.
— И детективы будут, привезу полный примус. На французском, польском, австралийском…
— Такого нет.
— Для вас всё есть. Напишем.
«Откажется — падаю на колени», — подумала Яна, примериваясь, куда падать.
— Но… вы даже не видели комнату, там днём очень жарко, вам не понравится.
— Понравится! — кричит Яна, чмокая его в щеку-шарик, — За нашу дружбу! А Варе с Глебом так и объясните — решили вместе писать детектив.
Они выпивают ещё по глотку. Старик встаёт, вынимает из комода комплект постельного белья.
— Сама подниметесь, Яночка? Только осторожно, за перила держитесь. И окно при свете не открывайте — комары налетят.
Крутая узкая лестница, комната просторная — железная койка, шкафчик, стол и табуретка. Стены обиты вагонкой, по стенам развешаны пучки трав — мяты, ромашки и ещё каких-то неведомых, отчего густой, настоенный на июльской жаре воздух можно, кажется, пить, как чай. На столе — оставленная кем-то косынка в горошек и «Новый завет». Зарубежное издание, такие только начали появляться в Москве. Яна раскрывает наугад — так она иногда гадает.
«И он встал, взял постель свою и пошёл в дом свой». /Мф. 9, 7/
«Постель»… Что-то связанное с бельём, которое она держит под мышкой?
«И он встал, взял свою постель и пошёл в дом свой»…
Что это означало, она поймёт через несколько лет. И вспомнит эту фразу, уже будучи хозяйкой лужинского дома, и изумится до слез, как всегда при встрече с чудом Господним. А тогда, улыбнувшись, совпадению «постелей», она застелила койку и, погасив от комаров свет, как велел дядя Женя, открыла стеклянную дверь на небольшой балкон.
Все уже спали — ни шороха, ни огонька. Июльская ночь была тёплой и светлой, луна только всходила. Деревья, грядки, клумбы, дорожки, ганин домик в глубине сада, весь сад казались таинственно-хрупкой декорацией. Голубовато-белыми звёздами сияли цветы, волшебно пахло земляникой покачивающееся у балкона облако каприфоли, а в нескольких десятках метров спал Ганя, живой, тёплый, с запачканными краской пальцами. Ганя, который вскоре, по окончании искуса, станет иеромонахом, священником, и будет служить Богу. Она думала об этом со светлой радостью, ибо конечно, никому и ничему другому не мог принадлежать Ганя. Лишь Богу. А ей дана величайшая милость чудом попасть в этот дом и стоять сейчас на балкончике в нескольких метрах от Гани, отмахиваясь от свирепых лужинских комаров, думать, что ещё полтора месяца впереди и благодарить Небо за неожиданно ниспосланное счастье.
ПРЕДДВЕРИЕ
«От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И. В. Сталин, требовал производства образцов самолётов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их.