Дремучие двери. Том I

Вместо тормоза она нажала на газ, машина, взревев, рванулась, Яна увидела в зеркале уносящееся ганино — теперь в этом не было сомнений, — лицо, скорее удивлённое, чем испуганное, подумала только: «почти не изменился», а «жигулёнок» всё катился, пока не замер как-то сам собой.

Она вылезла и смотрела, не в силах сдвинуться с места, как Ганя приближается к ней, очень медленно, — это взаимное узнавание было мучительно-сладостным и волшебно-замедленным, как во сне. Он был в рубашке с закатанными рукавами, вельветовых джинсах и каких-то забугорных шлёпанцах без пяток, в руке болталась авоська с буханками.

«Только много седины в его кудрях»… И бородка.

— Мало изменился, — снова подумала она, а может, сказала вслух, потому что Ганя вдруг остановился, одеревенела на губах улыбка, мешая ему, он поднёс к лицу руку, словно пытаясь содрать её, авоська соскользнула к локтю.

Она стояла, ухватившись за раскалённый от июльского солнца багажник, готовая принять все условия нового Гани — пожать протянутую руку, поцеловать подставленную щёку…

— Иоанна… — сказал Ганя.

И рванулся к ней, — или она побежала. Соединившее их мгновенное нераздельное объятие не было похоже ни на танец в салоне Регины /соединение душ/, ни на ночь в купе ленинградского поезда /соединение тел/, сочетая в себе и то, и другое, оно было чем-то иным, третьим, не отделяя, как прежде, их объятия от мира, а как бы растворяясь в нём, мире, — в жарком июльском дне, кукурузном поле, шуме электрички где-то за кромкой леса.

Их объятие вмещало весь мир, растворяясь в нём. Мгновение остановилось.

Подруливший ЗИЛ посигналил — они обнимались, оказывается, посреди шоссе. Шофёр высунулся из кабины, сказал весело:

— Ребята, есть восемь кусков рубероида? Не нужно?

И, не дождавшись ответа, умчался.

Они сели в машину. Проехали несколько метров, остановились снова.

«Кудри твои, сокол, что ручьи в горах — пальцы обвивают, в пропасть влекут… Глаза твои, сокол, что мёд в горах — и светлые, и тёмные… И сладкие, и горькие…»

— Иоанна, — повторил Ганя.

Слезы текли у неё по щекам. За воротник, за уши, как в детстве.

— Ничего, я привыкну, — сказала она виновато.

— Значит, тебе легче.

Он сел за руль, она попыталась успокоиться и привести себя в порядок. Остановились у сплошного высокого забора, ворота были такие же сплошные, массивные. Ганя погудел как-то особенно, условно, ворота не сразу открыл мальчик лет двенадцати, как потом выяснилось, Варин старший, пропустил «жигулёнка» и снова стал возиться с засовом.

Заржавел, — сказал Ганя, — машины тут редкость.

Он пошёл помогать мальчику. Старый бревенчатый дом, заросший диким виноградом и плетистыми розами. Ухоженный, наливающийся плодами сад, буйно цветущие ромашки вдоль ведущей к дому бетонной дорожки, запах свежескошенной травы, разбросанной тут же, под деревьями, — всё это, конечно же, тоже было чудом, как и всё, связанное с Ганей.

— А, встретились… — сказала Варя, не вставая из-за стола, будто они с Яной давным-давно знакомы, — Давайте скорей обедать, всё остыло. Дарёнова за смертью посылать.

Ганя сказал, что хлеба не было. Ждал, когда привезут и разгрузят.

Выглядели они оба, наверное, неважно. Сидящие за столом разом и деликатно отвели взгляд, лишь варин муж Глеб со взглядом Ивана Грозного смотрел так, будто опасался, что Яна сейчас вытащит из-за пазухи гранату.

Она ужаснулась, что не взяла с собой ни еды, ни гостинцев для детей. Потом вспомнила, что в сумочке у неё, по счастью лежит резиновый японский игрушечный кот, который, если надуть, покачивает хвостом и мурлычет. Яна возила с собой таких котов для умиротворения гаишников — успех был стопроцентный, у всех были дети и женщины. Сработало и на этот раз. На кота сбежался весь дом, так что не пришлось никого специально звать к обеду, гости сели за стол и занялись едой, а они с Ганей понемногу пришли в норму.

Перед едой прочли молитву, обед был без вина, мяса и рыбы, салат без сметаны — Строгий Петровский пост, как потом выяснила Яна. За едой не разговаривали — не принято. Она освоилась быстро — журналистский навык мгновенно адаптироваться в любой среде. Как бы ещё недавно было ей интересно попасть в настоящую религиозную общину! Но теперь она была полна Ганей, и эта непривычная трапеза, и огромный стол, и разноцветные окна веранды, причудливая игра цветовых пятен — было для неё лишь волшебной средой обитания нового Гани.