«Помещение, в котором шёл процесс, не велико, оно вмещает, примерно, триста пятьдесят человек. Судьи, прокурор, обвиняемые, защитники, эксперты сидели на невысокой эстраде, к которой вели ступеньки. Ничто не разделяло суд от сидящих в зале. Не было также ничего, что походило бы на скамью подсудимых; барьер, отделявший подсудимых, напоминал скорее обрамление ложи. Сами обвиняемые представляли собой холёных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринуждёнными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему это произошло. Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной точностью всё происходящее. Если бы этот суд поручили инсценировать режиссёру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг у друга, и их взволнованность проявлялась с такой сдержанностью. Короче говоря, гипнотизёры, отравители и судебные чиновники, подготовившие обвиняемых, помимо всех своих ошеломляющих качеств должны были быть выдающимися режиссёрами и психологами». /Леон Фейхтвангер/
«Мы заканчиваем вечное движение германцев на Юг и Запад Европы и обращаем взор к землям на восток. Мы кончаем колониальную торговую политику и переходим к политике завоевания новых земель. И когда мы сегодня говорим о новой земле в Европе, то мы можем думать только о России и подвластных ей окраинах. Сама судьба как бы указала этот путь…» /А. Гитлер/
«Под гром восторженных оваций в честь творца Конституции великого Сталина Чрезвычайный Восьмой съезд Советов единогласно постановил: «Принять за основу… проект Конституции».
«Трудно описать, что делалось в Кремлёвском зале. Все поднялись с мест и долго приветствовали Вождя. Товарищ Сталин, стоя на трибуне, поднял руку, требуя тишины. Он несколько раз приглашал нас садиться. Ничего не помогало. Мы запели «Интернационал», потом снова продолжалась овация. Товарищ Сталин обернулся к президиуму, наверное требуя установить порядок, вынул часы и показал их нам, но мы не признавали времени». /А. Суков, рабочий/
«Мне и Дусе сказали: завтра с вами будет беседовать товарищ Сталин. Не знаю, какое у меня было лицо, но Дуся вся вспыхнула, засветилась, глаза у неё буквально засияли». /Ткачиха А. Карева/
«Спешу поделиться с вами величайшей радостью: в Кремлёвском дворце я увидела самого дорогого нам человека на Земле. Сидела как очарованная и не могла оторвать взгляда от лица товарища Сталина». /Н.Ложечникова, ткачиха/
«Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже «Дни Турбиных» — рыба…
Пьеса эта… не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление благоприятное для большевиков: если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным, — значит, большевики непобедимы». /И. Сталин/
Творец сошёл на землю, «стал человеком, чтобы мы обожились»… Распял Свою земную плоть и жизнь, чтобы соединить человека со своей божественной природой. «Возьми свой крест и иди за мной…» То есть распни свою земную жизнь, жертвенно служа Замыслу о грядущем богочеловечестве. Умри для служения Вампирии, Мамоне, убив в себе алчного блудливого зверя и эгоиста — без этого соединение в Доме Отца невозможно, ибо туда «не войдёт ничто нечистое».
Однажды Лев Толстой нарисовал на листе бумаги треугольник, на вершине которого — Бог, а два угла в основании — люди. И сделал вывод, что в процессе сближения человека с человеком оба автоматически тем самым сближаются с Богом, ибо высота короче сторон… Думается, Лев Николаевич тут не совсем прав, ибо большинство людей сближаются во грехе — фашисты, например, идолопоклонники, сексуальные меньшинства, бандиты всех мастей, монополии и т. д. У Иоанна Лествичника есть книга о духовном пути человека к Богу, о восхождении постепенном по внутренней духовной лестнице /лествице/, выше и выше. Думается, что не на плоскости «лежащего во зле мира», не в сближении в совместном грехе возможно восхождение к Небу, а в совместном движении к Вершине. Не треугольника, нет, а горы или пирамиды, по которой избранникам предназначено, завещано, каждому своей тропой, подниматься, восходить… То есть освобождаться от «притяжения дурной материальности», бесконечности страстей и желаний, от зверя в себе, в милости и добре к другим, восходящим рядом с тобой, в связке с ними и взаимопомощи.