Читаем Драма девяносто третьего года. Часть первая полностью

Драма девяносто третьего года. Часть первая

Александр Дюма

Историческая проза18+
<p><strong>Драма девяносто третьего года</strong></p><p><strong>Часть первая</strong></p><p>I</p>

Король возвращается в Париж. — Национальная кокарда. — Нация. — Лев и собачка. — Марат. — Национальное собрание готовится последовать за королем. — Архиепископство. — Борьба со словами. — Заброшенность Версаля. — Мадемуазель де Монтансье. — Мирабо. — Закон о военном положении. — Булочник Франсуа. — «Булочника на фонарь!» — Его защитники. — Его смерть. — Его жена. — Его ребенок. — Закон о военном положении обсуждают и принимают. — Флёр-д'Эпин. — Помощь вдове Франсуа. — Текст закона о военном положении. — Лустало и Марат. — Мирабо. — Его опасения. — Лафайет. — Герцог Орлеанский отправлен в изгнание. — Мирабо. — Крепостной из Юры. — Его принимают в Национальном собрании. — Осмотр гражданских и церковных тюрем. — Монашеские обеты. — Евреи. — Актеры. — Протестанты. — Рабо Сент-Этьенн. — Ошибки Национального собрания. — Право избирать. — Право быть избранным. — Активные и пассивные граждане. — Робеспьер и Грегуар. — Приёр из Марны. — Камиль Демулен. — Карикатуры. — Имущество духовенства. — Епископ Отёнский. — Парламенты распущены на каникулы. — Оповещение о погребении. — Манеж. — Лошади. — Театральная афиша. — Актеры. — Гнедые. — Вороные. — Беспристрастные.

В тот день, с какого начинается наше повествование, а именно 6 октября 1789 года, Людовик XVI и Революция окончательно встречаются лицом к лицу.

И в самом деле, возвращение короля в Париж, происходившее в окружении народа, который, по выражению Байи, его отвоевал, является совершенно закономерным продолжением мятежа, приведшего к захвату Бастилии и принудившего короля ненадолго покинуть Версаль, чтобы приехать в Парижскую ратушу и признать там трехцветную кокарду в качестве национальной.

Обратите внимание на значение, которое принимают слова: трехцветная кокарда это уже не кокарда Франции, а национальная кокарда, то есть кокарда нации.

Стало быть, во Франции начинает существовать нечто более передовое, чем Франция, нечто существовавшее, впрочем, и прежде, но о чьем существовании никто не знал, нечто такое, что пробивается на свет, поднимается из земли, становится видимым и, становясь видимым, приветствуется всеми.

Это нечто — нация.

Затем, в лоне нации, появляется еще одна власть. Власть, которая растет с каждой минутой и, никому не известная накануне, завтра сравняется с королевской властью, а послезавтра станет ее повелителем.

Эта власть — Национальное собрание.

И потому, когда король покинет Версаль, Национальное собрание на глазах у нас последует за королем.

Эта страшная растущая власть не покинет более слабую падающую власть.

Национальное собрание защищает ее.

Законодательное собрание борется против нее.

Национальный конвент душит ее.

Пока королевская власть пребывала в Версале вместе с такими людьми, как Брольи, Безенваль и Ламбеск, она была отделена стеной от народа.

Народ же был рабом королевской власти.

Но народ захватил Версаль, как прежде он захватил Бастилию и как скоро захватит Тюильри.

Король теперь всего лишь уполномоченный народа.

Помните, как вы видели в Ботаническом саду гордого и могучего льва, который гладил лапой несчастную собачку, запертую в одной клетке с ним и дрожавшую от страха, ибо она не могла поверить в милосердие своего страшного сотоварища?

Точно так же все обстояло с народом и королевской властью.

Подобно этому льву, которому дали собачку, народ вначале обрадовался: став повелителем своего короля, он начал играть с ним, ласкать его и удовлетворенно рычать от ласк, которые получал от него.

И в самом деле, когда король водворился в Тюильри, дворцовый сад был запружен не только зеваками, но и верными подданными, желавшими увидеть своего короля.

В то время все еще оставались роялистами, кроме Камиля Демулена, который уже был республиканцем, и Марата, который превращался в него.

Перейти на страницу:

Все книги серии История двух веков

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза