– Юной мисс плохо, очень плохо. Ей нужна кровь, иначе она умрет. Мы с Джоном посоветовались и решили сделать переливание крови. Джон собирался дать свою кровь, он моложе и крепче меня. – (Артур молча сжал мою руку.) – Но теперь вы здесь и, пожалуй, подходите для этого больше нас – старого и молодого, слишком много занимающихся умственным трудом. Наши нервы не так крепки, а кровь не так густа, как ваша!
Артур воскликнул:
– Если б вы только знали, как охотно я отдал бы за нее жизнь, вы бы поняли…
От волнения голос у него сорвался.
– Молодец! – сказал Ван Хелсинг. – В недалеком будущем вы будете счастливы оттого, что сделали все для спасения своей любимой. Идемте и успокойтесь. Вы можете поцеловать ее, прежде чем мы все сделаем, потом вам придется уйти – я подам вам знак. И ни слова ее матери, вы знаете, что с ней, – никаких волнений. Идемте!
Мы пошли к Люси. Артур остался за дверью. Девушка молча смотрела на нас. Она не спала, но от слабости едва могла сидеть в постели. Зато глаза были достаточно красноречивы. Открыв сумку, Ван Хелсинг достал инструменты и разложил их на столике вне поля ее зрения. Затем приготовил снотворное с обезболивающим и, подойдя к кровати, ласково сказал:
– Вот, юная мисс, ваше лекарство. Примите его, будьте пай-девочкой. Я приподниму вас, чтобы легче было глотать. Вот так.
Девушка с трудом проглотила лекарство. Оно долго не действовало. Вероятно, потому, что Люси была слишком слаба. Время тянулось медленно, наконец сон начал одолевать ее, она крепко заснула. Убедившись в этом, профессор позвал Артура, попросил его снять сюртук и заметил:
– Можете ее поцеловать, пока я перенесу стол. Джон, дружище, помогите мне! – И, повернувшись ко мне, тихо пояснил: – Он молод и крепок, кровь у него чистая – нет нужды ее обрабатывать.
Потом Ван Хелсинг приступил к операции и провел ее очень быстро. Во время переливания казалось – жизнь возвращается к бедной Люси. Артур побледнел, но сиял от радости. Однако вскоре потеря крови начала сказываться на нем, несмотря на всю его крепость; я забеспокоился и невольно подумал: насколько же пострадало здоровье Люси, если то, что так сильно ослабило Артура, лишь слегка восстановило ее силы.
Профессор держал в руках часы и сосредоточенно следил за Люси и Артуром. Мне было слышно биение собственного сердца. Вскоре он тихо сказал:
– Достаточно. Ты помоги ему, а я займусь Люси.
Перевязывая Артура, я видел, насколько он ослаб, взял его под руку и хотел увести. Но тут Ван Хелсинг, не оборачиваясь – кажется, глаза у этого человека на затылке, – воскликнул:
– Храбрый юноша! По-моему, он заслужил еще один поцелуй, который вскоре получит.
Покончив с делами, профессор поправил подушку у своей пациентки, при этом, наверное, задел черную бархатную ленту, которую Люси всегда носила на шее, закалывая ее старинной бриллиантовой пряжкой, подаренной Артуром, лента сдвинулась вверх, и на горле показались две крохотные красные точки. Артур ничего не заметил, а у Ван Хелсинга вырвался резкий вздох, что выдало его волнение. Повернувшись ко мне, он сказал:
– А теперь уводите нашего храброго донора, дайте ему портвейну, и пусть он немного полежит, потом едет домой, хорошенько поспит и поест, чтобы восстановить силы. Ему не следует тут больше оставаться. Стойте! Минутку! – И профессор обратился к Артуру: – Понимаю, вас беспокоит результат. Так знайте – операция прошла успешно. Вы спасли ей жизнь, можете идти домой и отдыхать – все, что в ваших силах, вы сделали. До свидания!
Артур ушел, а я вернулся в комнату Люси. Она тихо спала, дыхание ее стало ровнее. У постели сидел Ван Хелсинг и внимательно смотрел на нее. Бархотка вновь прикрывала красные метки. Я шепотом спросил профессора:
– Что вы думаете об этих точках?
– А вы что думаете?
– Да я их толком и не разглядел, – ответил я и сдвинул бархотку.
Прямо над веной виднелись два точечных отверстия нездорового вида: не воспаленные, но с бледными, как будто натертыми краями. Мне пришло в голову, что эти ранки – источник потери крови, но я отбросил эту мысль как невероятную. Судя по бледности Люси, она потеряла столько крови, что вся постель была бы залита ею.
– Ну и что же? – спросил Ван Хелсинг.
– Не понимаю, что это, – честно признался я.
Профессор встал:
– Мне нужно сегодня вечером вернуться в Амстердам. Там необходимые мне книги и вещи. Ты должен оставаться здесь всю ночь, не спуская с нее глаз.
– Может быть, пригласить сиделку?
– Мы с тобой лучшие сиделки. Будь начеку всю ночь; следи, чтобы ее хорошо кормили и ничто ее не тревожило. Только не спи. Выспимся позже. Я постараюсь вернуться как можно скорее. И тогда мы приступим…
– Приступим? – удивился я. – Что вы имеете в виду?
– Увидишь! – ответил Ван Хелсинг и быстро вышел. Но через секунду вновь заглянул в комнату и, грозя мне пальцем, сказал: – Помни, ты за нее отвечаешь. Если хоть на минуту покинешь ее и с нею что-то случится, едва ли ты сможешь потом спокойно спать!