Ещё никогда я не был таким косноязычным. Вроде бы крутил в голове, аргументы готовил, а как дошло до дела, так у меня язык к гортани и прилип.
– Понимаю, – в глазах у неё свет. Мягкий и тёплый.
– Я слишком спешу, да? – чешу в затылке, пытаясь скрыть смущение. Вот же. Кто бы сказал, что я буду робеть, но сейчас именно тот самый случай.
– Есть немного, – признаётся Алла. – Я должна подумать.
– Вот как раз времени – вагон. Это не прям щас завтра.
Как мучительно уходить. Оставлять её одну. Терпение, – уговариваю сам себя, – всё будет по плану, как я и задумал. Надо лишь как и раньше – идти к цели, не сворачивая в сторону.
– Ты похож на кота, что перебрал валерьянки. Или сметаны обожрался, – встречает меня на пороге Пашка. Вид у него не осуждающий, но почти сварливый, как у мамочки, что ждёт домой блудного сына. Сердиться я не могу. Меня штормит от счастья. Я бы его расцеловал, друга моего Пашку, но боюсь, неправильно он поймёт меня.
– Не бурчи, не сбивай градус моего настроения.
– А как же легенда для папы? – вздыхает он пораженчески.
– Плевал я на папу. Маму. Все их планы. На всё плевал. Мне не семнадцать, думаю, я справлюсь со всем! Веришь?
– Я-то верю, – качает он головой, – лишь бы тебя не закрутило, Арк. Есть силы, с которыми бороться – заведомый крах.
– Ну что ж ты такой негативный, Паш! Ты бы не каркал, а? – ему всё же удаётся спустить меня с небес на землю. Хочется с разбегу головой об стену удариться, чтобы вытряхнуть его мерзкие слова.
– Я просто реалист, а ты дурак влюблённый.
– Уж лучше так, чем вечно за каждым кустом подвох ждать. Я справлюсь. Со всем.
– Ты же понимаешь, что её не примут? Девочку с улицы?
Если бы не его тонкая душевная организация, уже бы в рожу заехал.
– Паш, ещё одно слово – и ты на полу. Нюхаешь паркет. Ясно? Она моя девочка, понятно? И всем, до кого это не доходит, я найду аргументы, чтобы втолковать. А кто будет нос воротить, я найду, что вспомнить. У нас и не такие якобы мезальянсы случались.
– Например? – Пашка что-то оживился. Вот же любовь к сенсациям.
– К примеру, мой двоюродный брат женится на учительнице. И все счастливы. А мой родной брат по отцу, как говорят, без рода и племени, женился на элитной кобылке с норовом.
Рассказов о скоропалительном браке Серёги я наслушался выше крыши. И о сумасбродной Тинке – тоже. Ну, захотел под папашину дудку плясать – его выбор, хоть я и не осуждаю: он спасал дело всей своей жизни, а родитель, как всегда, придавил так, что выбора не оставил. Это он умеет.
– Ну, женится – это ещё не женился, – морщит нос Полозов. Сжимаю кулаки, чтобы профиль ему не подпортить.
– В любом случае, у меня есть аргумент и похлеще.
– И какой же? – Пашка сохраняет ленивую позу.
– Мать. При случае, я вспомню, кем она была в прошлом.
– И кем же? – бросает вопрос мой друг в спину. Но что-то мне его настойчивость поперёк горла встала.
– Вот ей я об этом и расскажу, если понадобится.
Сегодня же начну поиск квартиры. А заодно и вещи сложу. Что-то меня напрягает друг мой Пашка Полозов. Как-то странно он себя ведёт, и пора уже свалить в туман от него и его слишком настырных вопросов. Пусть развлекается за чей-нибудь счёт ещё, а я как-нибудь обойдусь без его дружеских советов, гундежа и мрачных пророчеств.
Я успокоился только глубокой ночью. А до этого завалил Осу сообщениями. Пусть не расслабляется. Я вдруг понял: не отцеплюсь. Это как раз тот самый случай, когда попробовал – и мало. Хочется ещё. Постоянно не хватает её смеха, разговоров, сияющих глаз. Я грезил ими. Я целовал её в губы мысленно. Я прижимал Жалейкину к сердцу. Мой Якорь. Моя девочка. Самая лучшая Оса. И пусть только кто-то попробует глянуть на неё криво!
Рабочий день начался с маленькой трагедии.
Сегодня на смене – Юля. Не одна она, конечно, но её появление запоминается надолго. Юля боится ставить капельницы. Уже и объясняли ей всей толпой. И заставляли тренироваться.
В тишине и при отсутствии живого объекта у Юли получалось. Но как только дело доходило до настоящих вен, даже хороших, благодатных, Юля зажималась, не попадала с первого раза. А если попадала, обязательно проверяла особым способом: втягивала в шприц кровь, чтобы убедиться, что это вена.
Юлю боялись пациентки, некоторые позорно прятались по туалетам, дожидаясь кого-то другого, умоляя поставить капельницу. Совали девчонкам купюры в карманы. И только самые стойкие или слабые терпели. Страдали, но терпели свои и её мучения. Некоторые – это вообще пять баллов – жалели «бедную девочку».
Утро в седьмой палате началось с нервного ропота. Юля краснела и бледнела, но попасть в вену у неё не получалось. Ираида Викентьевна – старушка-божий одуванчик – страдала молча, сжав синюшные губы. И я не выдержал. Вымыл тщательно руки. Молча потеснил несчастную Юлю.
– Ты в компьютерные игры играешь?
– И-иногда, – Юля сбита с толку, но хоть не рыдает – и то хорошо.