Представители различных телеграфных агентств и газет, приезжающие в район Харлана для освещения происходивших там событий, подвергались не только угрозам, но и прямому нападению. Брюс Кроуфорд, редактор газеты «Кроуфордс уикли» (город Нортон, штат Виргиния), был, например, ранен в ногу. Поэтому представители Международной организации защиты рабочих просили Драйзера выехать на место во главе представительной комиссии для объективного расследования положения дела. Сначала писатель намеревался создать комиссию из числа видных сенаторов, редакторов и владельцев крупных газет, деятелей церкви, ученых, адвокатов. Он разослал приглашения восемнадцати видным общественным деятелям, но все они, за исключением уже упоминавшегося нами Б. Кроуфорда, под тем или иным предлогом приглашение отклонили. Тогда Драйзер созвал заседание возглавлявшегося им Национального комитета защиты политических заключенных, рассказал о создавшемся положении и спросил, кто из членов комитета согласен поехать в Харлан. Так сложилась группа из 8 человек, в которую, кроме Драйзера, вошли писатель Дос Пассос, поддерживавший в те годы рабочее движение, Брюс Кроуфорд, супруги Уокер и другие.
В начале ноября комиссия прибыла в город Пайнвилл округа Белл, соседнего с округом Харлан. У. Сванберг, которого весьма трудно заподозрить в стремлении сгустить краски, так характеризует положение горняков: «Вся угольная промышленность страдала болезнью, но в районе Харлана положение было просто отчаянным; многие горняки бастовали или вообще не имели работы, другие были заняты лишь частично и получали от восьми до двенадцати долларов в неделю, жизни горняков угрожали пули и настоящая голодная смерть».
Комиссию Драйзера встретили крайне враждебно. Группа местных жителей заявила писателю, будто их якобы весьма беспокоит положение, создавшееся в Нью-Йорке, и они намереваются также направить туда свою комиссию. Как только группа Драйзера разместилась в гостинице «Континенталь», они сразу же почувствовали, что находятся под постоянным наблюдением. Здесь Драйзеру и его спутникам пришлось выдержать тяжелую битву с местными воротилами, не хотевшими, чтобы страна узнала о настоящем положении в этом районе. «В маленьких городках владельцы банков, продовольственных лавок, редакторы и юристы, полиция, шериф, губернатор — все раболепствуют перед денежными баронами и хозяевами корпораций», — писал впоследствии Драйзер.
И все эти прислужники капитала обрушились на Драйзера и ею спутников. Им угрожали физической расправой, пускали в ход клевету, возбудили против писателя судебное преследование. Но Драйзер в холле гостиницы мужественно начал открытые слушания о положении дел. Затем слушания продолжались в Харлане. Местные горняки, их жены рассказывали, как избивают членов профсоюза, о терроре полицейских, о детях, умирающих от недоедания. Многие не называли своей фамилии, опасаясь мести.
Вот перед комиссией выступает шахтер Ллойд Мур, помогавший организовывать одну из бесплатных столовых для горняков, на глазах которого люди местного шерифа застрелили двух шахтеров. Он рассказывает, что однажды, возвратившись домой, обнаружил на дверях прикрепленную кем-то веревочную петлю. Другой шахтер, Дж. Фримен, говорит, что уже долгое время не может вообще найти работу, так как его имя, «вероятно, внесли в черные списки…». Повивальная бабка тетушка Молли Джексон с болью в голосе рассказала о тяжелом положении детей — еженедельно от голода и болезней умирали от трех до семи ребят… Один за другим проходили перед комиссией свидетели, простые трудовые люди Америки с натруженными руками и почерневшими от угольной пыли лицами и просто, даже спокойно приводили факты, от которых мороз пробирал не только членов комиссии, но и многочисленных журналистов.
Драйзер и «его комиссия наблюдали, — пишет У. Сванберг, — район, в котором капитал действительно захватил контроль над законностью и аннулировал все свободы, в котором положение простых людей было поистине ужасающе». Драйзер неустанно задавал вопросы, пытался докопаться до малейших деталей. За каждым вопросом чувствовался неутомимый исследователь условий жизни, подлинный борец за справедливость. Одному из свидетелей, К. Пауэрсу, он задал двести двадцать один вопрос, другому, Ч. Скелфу, — сто пятьдесят восемь вопросов.
Обстановка вокруг комиссии искусственно нагнеталась. «Было совершенно ясно, — вспоминает член комиссии Лестер Коэн, — что абсолютно все официальные лица желали подстроить нам неприятности». Другой член комиссии, Сэмьюэл Орнитц, всю ночь не мог уснуть, так как из-за двери в соседний номер кто-то не переставая кричал пьяным голосом в замочную скважину: «Я тебя вижу, а ты меня — нет!»