Я взял в прихожей сумку с припасами и, стараясь громко не щелкнуть замком, вышел из уютной, теплой квартиры.
На улице холод собачий, метель и темнота, фонари почему-то через один светят. Ну, блокада…
Вот так и экономят на нас, гады. Правительство Санкт-Петербурга, вместе с губернатором и заксовцами. Рыночная экономика у них, понимаешь.
И почему бы им в один прекрасный день не совершить коллективное аутодафе? Взяли бы и повесились все хором, или застрелились, или — бензинчиком… Потом — пышные коллективные похороны по высшему разряду. Пожили, поворовали — пора и честь знать. А мы бы себе других выбрали, честных и толковых. Только вопрос — где их взять, честных и толковых? Честные и толковые в политику почему-то не хотят идти.
Резкий порывистый ветер ледяными щупальцами лез под одежду. Острые и твердые, как песок, снежинки забивались под капюшон куртки, в рукава. Преодолевая порывы ветра, двинулся к метро, к людям, к цивилизации.
В фойе у эскалаторов народу, несмотря на ранний час, было многовато. Странно все же — вроде бы никто нигде и не работает, а все куда-то ездят, снуют туда-сюда, суетятся. Наменял в кассе жетонов и подошел к телефону-автомату.
Пи-и-и, п-и-и, п-и-и… А потом слабый щелчок, и зуммер уже с несколько иной тональностью. Не сильно отличается, но все же для «профи» — заметно.
Хлестаться не буду, но я как раз в этом деле — «профи». По крайней мере был им когда-то, когда двадцать пять лет назад срочную служил в отдельном батальоне спецназа. Профессионалы от любителей как раз тем и отличаются, что улавливают тончайшие нюансы. Я на слух тональность телефонного зуммера до сих пор запросто отличаю. Раньше, еще когда старые допотопные АТС в Питере, то есть в Ленинграде, были, у каждой звук зуммера отличался. Не сильно, чуть-чуть, но я их различал.
Вот так — у таджика — АОН. Стоит-таки определитель у Ахметки чернявого. И не очень хороший, раз по звуку легко можно определить. Хороший-то по тональности подбирают, и щелчков он не дает.
Какой же я умненький и предусмотрительный. Телефон ему дай!.. Ага, и адрес, и ключи от квартиры…
Ахмет снял трубку после третьего гудка.
— Алло, это ты Витя? — отпираться было глупо, и я сознался. — Подъезжайте с Борисом к восьми часам на Московский проспект, дом десять, во дворе. Знаешь это место? — спросил Ахмет.
— Знаю…
— Ну вот… Все хорошо, Витя, все в порядке. Наша машина уже там стоит, с грузом. Увидишь. Мы будем в машине. Там двор большой такой и склады разные, но ты найдешь. Ага?
— Ага… — сказал я и повесил трубку. После этого сразу же позвонил Борьке. Он не спал уже, волновался, ждал.
— Все нормально, Витек. Через пять минут выхожу. Где встречаемся?
Я сообщил ему точку рандеву, потом позвал к телефону Веру, жену Борькину.
— Верунчик, привет. Это — я… Слушай и не перебивай. Мы с Борькой минут через сорок встречаемся на «Площади Мира» наверху у эскалатора. Нам вроде бы собираются дать авансец небольшой, но вполне приличный — четыреста. С собой таскать такие деньжищи до Мурманска смысла нет, а домой заехать — уже не получится. Ни ко мне, ни к вам… Лида моя сегодня в утро заступает, а ты вроде бы свободна. Так что собирайся быстренько — минут десять у тебя есть — подъедешь туда вместе с Борькой. Встретимся и решим, как нам с деньгами лучше разобраться. Чтобы без проблем. Как, сможешь?
— Смогу-то смогу, но… Витя, я за вас боюсь. Это не опасно? И аванс большой…
Ну, достали меня эти женщины! Вчера еле-еле свою уговорил. Весь вечер, как Кашпировский, гипнотизировал Лидусю. Теперь еще Верку успокаивай.
— Да ты что, Верунь! Какой большой аванс? Нормальный аванс. Сейчас всем водилам так платят. За хорошую ударную работу — хорошие деньги. Ты что думаешь — трое-четверо суток большим рулем крутить легко? Машина с грузом двадцать тонн с лишним весит. Представляешь? Не две, а двадцать! Это очень большая машина. Провести ее по дороге полторы тысячи километров, да еще и обратно столько же — не такое уж и простое дело. Эта работа под силу только таким ребятам, как мы с Бобом. Прикинь — дорога узкая, по бокам глубокие кюветы, лед, снег, мороз и ветер. Вот и платят соответственно… И потом — ты же меня знаешь, Верунчик. Неужели я могу в авантюру влезть, да еще и твоего ненаглядного в какое-нибудь нехорошее дело впутать? Да никогда в жизни! Ты мне веришь?
Я старался говорить мягко, доверительно и включил на максимальную мощность свой генератор искренности. С Веркой надо быть осторожнее — еще чего доброго не отпустит Боба. С нее станется — маленькая, да удаленькая. Вертит им, подкаблучником, как хочет. Не во всем, конечно, — на Борькины закидоны с игровыми автоматами, а теперь еще и с рулеткой, ее влияние почти не распространяется.