Там, куда указал старик, шел суровый бой с тенью. Рыхловатый, в измятом кителе, майор прыгал на стуле, имитируя: то выстрел из гранатомета, то очередь из пулемета, то бросок гранаты. Возможно, он и вправду где-то попал в столь горячечную переделку, но, в таком случае, вражеская армия должна была сократиться как минимум вдвое, а то и втрое. Таких сводок информбюро, к сожалению, не передавало.
— Болтунов везде хватает, — махнул рукой Андрей.
— У них — нет.
— У кого?
— У нохчей.
— Это еще кто?
— Так в древности чеченцев называли. А знаете, чем они отличаются от русских?
— Знаем — оттенком.
— Нет, ребята, среди горцев тоже немало светловолосых. Но я не о внешности спрашиваю. Чем вы внутренне различаетесь?
— Чем же?
— Тем, что думаете, как выжить, а они — как победить.
— Ничего странного: они за свое дерутся, а мы — неизвестно, за что.
— Не в этом дело, — покачал головой старик. — Война — понятие самодостаточное. Она не требует добавочных определений: гражданская ли, отечественная — неважно. Если ты струсил в бою — ты трус. Если совершил подвиг — герой. Со временем отношение к войнам меняется: вчера была освободительная, сегодня стала захватнической, была справедливая, стала бунтарской. Неизменными остаются только боевые дела, боевые награды. Помните, за что воевал Суворов, переходя через Альпы?
Денис напряг память. Конечно, он все прекрасно помнил. Только нужно было немного подумать… Но старик ждать не собирался.
— То-то, — грустно кивнул он. — А его дерзкий и стремительный переход остается подвигом и сегодня. Георгиевский крест, например, одинаково высоко ценился, что в царской, что в Красной армиях.
— Воевали, отец? — спросил Андрей.
— Воевал, ребята, воевал. Сначала за белых, потом за красных, против финнов, против фашистов, «Лесных братьев», как мошк
Вот, чего не хватало в песне, — вспомнил солдатский сбор Денис. — Армия потеряла боевой дух. Она превратилась в то самое плачущее облачко, что висело в поле над строем.
Однако, продолжить интересную беседу не удалось, в кафе с шумом ворвался взволнованный прапорщик.
— Там, на улице, офицера убили! — крикнул он, указывая на дверь…
Все бросились на выход.
Труп худощавого лейтенанта лежал в грязи между кафе и дырявым забором. Карманы форменной куртки были опустошены и вывернуты наружу. Под левым верхним клапаном торчал выкидной нож. Крови почти не было, лезвие вошло в тело по самую рукоять. Приоткрытые глаза парня мертвенно-тускло поблескивали в свете уличного фонаря, придавая лицу одновременно жалобное и подозрительное выражение. На правой скуле виднелась небольшая припухлость, вероятно, от удара. Вокруг уже толпились многочисленные зеваки. Денис, окинув взглядом собравшихся, неожиданно приметил среди них знакомую фигуру.
— Влад? — неуверенно произнес он.
— Денис? — растерянно прошептал упитанный лейтенант и, выйдя из оцепенения, бросился ему навстречу. — Здорово, дружище! Если б ты знал, как я рад тебя видеть. Тут такое случилось, такое!
— Ты знал убитого?
— Да… Он пошел покурить и вот…
— Надо милицию вызвать! — крикнул кто-то из толпы.
— Вызвали уже, — ответили ему сразу несколько голосов.
— И военную прокуратуру.
— Менты сами разберутся, кто им нужен.
Обычно розовые, а теперь белые, как у снеговика, щеки Влада мелко дрожали от холода и сильного возбужденья.
— Пойдем в кафе, — сказал он, стуча зубами.
— Тебе нужно прокурорских дождаться.
— Когда приедут — я выйду. Пошли.
Они вернулись в зал, устроившись за столиком Дениса. Влад без разговоров схватил бутылку водки, наполнил рюмку отсутствующего Стаса, не выдыхая и не морщась, выпил.
— Ты где служишь? — спросил он, надкусывая лаваш.
— В СОБРе.
— Это ментура?
— Вроде того.
— Отлично…
Что в этом было отличного, друг рассказать не успел, потому что с улицы вернулись озябшие собровцы.
— Там милиция знакомых убитого ищет, — сказал Макс.
Влад, еще раз наполнив рюмку, быстро ее опустошил, отломив кусок лаваша, бросился к выходу. Спецназовцы проводили его не самым добродушным взглядом.
— Это что за чмо мою рюмку осквернило? — угрожающе спросил Стас.
— Приятеля встретил, — пояснил Денис, — нашего земляка.
— Кому выписать пилюлю от наглости, тебе или ему?
— У него сослуживца зарезали, не в себе он.