— Через несколько недель я буду далеко, не на расстоянии лишь телефонного звонка. И папа не сможет уйти с работы, когда ему вздумается, если что-то случится, — я заламываю руки. — По крайней мере, позволь мне подать заявку и посмотрим, как пойдёт. Мы же ничего не потеряем от этого.
Мама делает медленный вздох и выпускает воздух из лёгких, опуская плечи.
— Да, полагаю, ты права. Это не навредит. Просто не надейся ни на что.
Я заканчиваю мыть посуду и помогаю ей пройти в гостиную, чтобы она устроилась на утренний сон. И когда я заканчиваю, принимаю душ, крепко зажмурив глаза и позволяя воде медленно стекать по шее, точно так же, как он целовал меня прошлой ночью…
…так же, как я позволю ему поцеловать меня снова, скоро.
В правильное время и в правильном месте.
Что может пойти не так?
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АВГУСТ
— Авг, посмотри на мой новый драйвер (
Отец полирует свои клюшки для гольфа, когда я возвращаюсь домой в субботу утром.
— Первоклассный Хартфорд. Сделан на заказ. Смотри, они даже выгравировали мою монограмму на рукоятках. Красиво, а?
Он пытается передать ее мне, но я игнорирую его жест и прямиком направляюсь к двери.
На этой земле мало вещей, которые я ненавижу сильнее гольфа.
Мой отец, должно быть, оплатил сотни, если не тысячи часов уроков гольфа в течение всего моего детства, всегда отчаянно желая быть лучшим на грине (
Хотя, отдам ему должное, однажды он позволил мне пойти на его любимое поле для гольфа. Когда мне было десять. Хотя мне было разрешено только смотреть. Через четыре часа, я становился все беспокойнее и подумал, что было бы забавно уехать на нашем гольф-мобиле. Мой юношеский мозг был уверен, что он найдёт это уморительным и потом мы вместе будем смеяться над этим. Вместо этого отец выпроводил меня с территории, как гребанного преступника и заставил два часа ждать на заднем сиденье его внедорожника, пока он не закончит все свои восемнадцать лунок. После этого отец никогда больше не приглашал поиграть меня в гольф.
— Что, не можешь поздороваться со своим стариком? — фыркает отец, явно оскорбленный. Хотя он не казался мне человеком, способным что-то чувствовать. — Где ты был прошлой ночью? Кто эта счастливица?
— Оу, привет, Август.
Девушка моего отца, Кассандра, выходит на улицу.
— Давно тебя не видела. Как твои дела?
Кассандра, такая же искусственная, как ее грудь четвёртого размера, вываливающаяся из ее расстегнутого поло для гольфа ярко-розового цвета. Или она буквально имбецил. Они вместе почти год, и я ещё не решил, то ли она отстойно поддерживает разговор, то ли она просто тупая.
Зная моего отца, думаю, оба варианта.
На дай Бог, чтобы отец встречался с женщиной умнее его или с женщиной, которую бы одобрила моя мама. Она была образована и красноречива. Свободно владела тремя языками. Много читала и любила искусство. По крайней мере, я так думал, просматривая домашние видео и слыша несколько историй, которые люди рассказывали о маме на ежегодных семейных встречах, которые мы устраивали. Мама бы перевернулась в гробу, если бы увидела, какие женщины составляют ему компанию в эти дни. Честно говоря, это стремно.
— Август, немного уважения, пожалуйста. Не игнорируй Кассандру, — говорит мой отец. — Не нужно портить чужой день, лишь потому, что ты в херовом настроении.
— Винс, все в порядке.
Хриплый голос Кассандры напоминает мне версию Мерлин Монро для бедных. Я уверен, что это какой-то трюк, который она использует, чтобы цеплять мужчин. Как Хилария Болдуин, притворяющаяся испанкой, которая родилась и выросла в Бостоне. Думаю, если бы мой отец был с ней, потому что Кассандра показалась ему интересной, то я бы вёл себя по-другому. Но она буквально грелка для постели, социальный аксессуар, и карманная киска в воплощении настоящего человека, а не секс-игрушки — так же, как и женщины, которые были до неё…
Мой отец смотрит на свои сверкающие часы «Patek Philippe».
— Нам пора идти, если бы хотим успеть на игру.
Не то, чтобы они отказали ему, если он опоздает. Они изменят время начала игры для всех.
— О, подожди, дай мне взять козырёк (