Драгоценный камень

Слоун вздрогнула и проснулась. Села в постели, вначале даже не понимая, где находится. Потом вспомнила. Вспомнила все. Это госпиталь. Она по-прежнему в госпитале. В родильном отделении. Дальше по коридору лежат в кровати новорожденные младенцы.

И они продолжают кричать.

Мартас-Виньярд, декабрь, 1987

Приближалось Рождество, однако атмосфера в Мунстоуне была далеко не праздничной.

Джордан уже думал, что совершил ошибку. Может, следовало прислушаться к совету доктора Холси? А что, если Слоун действительно нужна консультация психиатра? Она провела дома уже шесть недель, но заметных изменений в ее эмоциональном состоянии не наблюдалось. При этом настроение постоянно менялось. Например, один день она была подавленной и замкнутой, а на следующий – ненатурально веселой и разговорчивой. На ночь каждый день принимала снотворное, но все равно спала беспокойно. Джордан подозревал, что ей снятся кошмары. Общаться Слоун ни с кем не хотела, включая самых близких. Джордану иногда казалось, что даже с ним. Впрочем, один раз она так прямо и сказала. Через три недели после того, как Слоун выписалась из госпиталя, позвонил Гейвин Хиллер и заявил, что нужно играть в Эльдорадо. Джордан отказался. Слоун слышала их разговор и очень удивила его, сказав:

– А почему бы тебе не поехать? Ты же всегда любил играть в Эльдорадо.

– Я хочу быть здесь, с тобой.

– Поезжай, Джордан, – холодно проронила она. – Все равно помочь мне ты ничем не можешь. И никто не может.

– Может, если бы ты дала мне шанс…

Слоун покачала головой:

– Не нужно. А кроме того, мне хотелось бы побыть одной.

Она постоянно искала одиночества. Джордан стоял у окна в библиотеке и смотрел, как Слоун гуляет по саду.

Ощущение бессилия, неспособность что-либо сделать приводили его в отчаяние. Он стремился помочь, но не знал как. Черт возьми, не знал даже, как установить с ней контакт! Эта ужасная потеря должна была сблизить их, они должны были искать друг у друга утешения. Но этого не случилось.

– Где она? – спросила Кэти, входя в библиотеку.

Джордан чуть приподнялся со своего черного кожаного кресла и пожал плечами:

– Ушла куда-то час назад. Сказала, что прогуляться. Слоун ведь сейчас не очень со мной откровенничает.

Кэти поставила на стол свой кожаный дипломат.

– Все еще не вышла из депрессии?

– Нет, – уныло подтвердил Джордан. – Настроение меняется ежедневно, причем на сто восемьдесят градусов. Никогда не знаешь, чего ожидать.

– Выходит, она ничего не пишет?

Джордан невесело рассмеялся:

– Вы, конечно, шутите. Слоун сейчас даже ничего не читает, хотя для этого нужно куда меньше усилий. – Он поднялся. – Она вообще в последнее время почти ничего не делает.

Кэти вопросительно посмотрела на него.

– Спит допоздна, – грустно пояснил Джордан, – а когда наконец просыпается, то либо сидит в своей комнате, либо идет на прогулку… обычно надолго. На берег или в лес.

– Погодите, – остановила его Кэти. – Что значит остается в своей комнате?

Джордан кивнул:

– Да. Теперь я сплю в одной из гостевых комнат.

– Давно?

– С тех пор, как привез ее из госпиталя.

– И что вы думаете обо всем этом?

– Ничего, – признался он. – Слоун считает, что так лучше, поскольку у нее беспокойный сон, но не это главное. Дело в том, что… – Он сделал паузу. – Дело в том, что она опасается, не потребую ли я от нее чего-то такого, к чему она сейчас не готова.

– Джордан, а вы не хотите обратиться за помощью к профессионалу?

– Вы имеете в виду психиатра?

Она кивнула.

– Я думал об этом, – признался он, повернувшись к окну. – По правде говоря, доктор Холси советовал сделать это, еще когда Слоун была в госпитале.

Кэти молча смотрела на него, ожидая продолжения.

– Я не принял его рекомендаций и привез Слоун домой. – Джордан невидящим взглядом уставился в окно. – Мне было тогда важно увезти ее из этого проклятого госпиталя. Ведь Слоун поместили в родильное отделение… в том же коридоре, что и детская. Как ей было не впасть в депрессию, если она почти круглые сутки слышала крики младенцев? – Джордан взглянул на Кэти. – Я был не прав, забрав ее оттуда?

Кэти пожала плечами:

– Вы сделали то, что сочли тогда для нее самым лучшим.

– Но это было неправильно.

– Сейчас еще не поздно. Если вы начнете ее лечить…

– Не уверен, что она согласится на беседу с психиатром, не говоря уже о лечении. Слоун убеждена, что ей уже никто и ничто не поможет.

– В таком случае вам необходимо убедить ее, – быстро сказала Кэти. – Нам всем нужно ее убедить.

Лицо овевал теплый ветерок, но Слоун его не чувствовала. Воздух был напоен запахом сосен и соленой воды, но она этого не ощущала. Слоун вообще почти ничего не замечала, когда брела вдоль лесной опушки недалеко от берега. Слоун даже толком не знала, где она, потому что сосредоточилась только на происходящем внутри ее.

А там, внутри, все болело.

Физическая боль не беспокоила Слоун уже несколько недель. Живот стал таким же, как прежде, кровотечения прекратились. А вот душевные раны не затягивались. И болели. Очень болели. И напоминали о том, что она несостоятельна как жена и как женщина.