Драгоценный камень

– Я не о… о медицинских причинах.

– А о чем же?

– Я боюсь.

– Чего?

– Снова забеременеть.

– К чему такая спешка…

– Я не могу позволить себе снова забеременеть. – Слоун с трудом поднялась на ноги и начала нервно ходить по комнате. – Никогда.

– Не думаешь ли ты, что принимать такие решения сейчас рановато?

Слоун повернулась к ней лицом, и их глаза встретились.

– Мне больше не пройти через это. Я просто не смогу.

Ночью в гостевой комнате Кэти беспокойно ворочалась в постели. Ее тревожила Слоун. Всякое бывало за эти годы, но такой она еще никогда не видела ее. Похоже, Слоун на всем поставила крест – на браке, карьере, на всей своей жизни. Кэти жалела, что не взяла с собой своего мужа Шона. Сейчас Слоун очень нужно, чтобы ее проконсультировал профессиональный психотерапевт.

Кэти беспокоил и разговор с Джорданом в библиотеке. В частности, его последний вопрос.

«Если бы он еще раз спросил о Родди, удалось ли бы мне выкрутиться?»

«Я люблю его. Я не хочу его потерять. Но мне страшно».

Слоун посмотрела на часы, стоящие на ночном столике. Двадцать минут четвертого. А она так и не заснула. Слоун лежала в постели в своей коротенькой сиреневой ночной рубашке и вспоминала разговор с Кэти.

Дело в том, что Джордана она не переставала любить, хотя в последнее время не могла показать ему это. Слоун знала, что причиняет ему боль, но ей не удавалось преодолеть себя. Она потеряла ребенка и теперь постепенно теряет Джордана. И то и другое исключительно по ее вине. От одной этой мысли у Слоун внутри начинало все болеть.

Она встала с постели и подошла к туалетному столику. Открыв верхний ящик, вытащила небольшой флакончик с этикеткой аптеки в Манхэттене. В нем были капсулы янтарного цвета. Их выписал ей терапевт год назад, когда во время рекламной поездки у Слоун возникли проблемы со сном. Флакончик был почти полон, потому что она приняла очень мало капсул.

Слоун взяла другой флакончик, со стимулятором амфетамином. Он был наполовину полон. Она как-то пробовала принимать эти таблетки, но не ощутила особого эффекта.

В третьем флакончике были обезболивающие. Их прописал доктор Холси, и они действовали, то есть притупляли любую боль. Но Слоун подозревала, что эти таблетки он больше ей не выпишет. «Когда капсулы кончатся, я останусь наедине сама с собой».

Слоун пошла в ванную за водой, вернулась и приняла одну капсулу. Ей хотелось принять две. Прежде она принимала по две, но сейчас решила сэкономить. Затем потянулась за барбитуратами. Слава Богу, что они у нее есть.

Раньше были не нужны, а вот теперь пригодились.

Джордан тоже не спал, беспокойно ворочаясь с боку на бок и непрестанно меняя положение. Нет, наверное, поспать сегодня не удастся.

Он взбил подушку, лег на спину и уставился в потолок. Интересно, а спит ли сейчас Слоун? Осознает ли она, что делает с ним… и со всеми?..

Джордан не знал, долго ли выдержит такую жизнь.

Дверь медленно отворилась. Он поднял голову и увидел в дверях Слоун в ночной рубашке.

– Джордан. – Ее голос был необычно мягким.

– Да, – отозвался он. – Я не сплю.

– Можно войти?

«Вот до чего мы докатились – она спрашивает разрешения войти ко мне в спальню. Неужели таков наш удел в будущем?»

– Конечно.

Слоун вошла и закрыла дверь. Было темно, но Джордан понимал, что она идет к нему. Потом почувствовал, как Слоун откинула одеяло и скользнула в постель рядом с ним.

– Я люблю тебя, – прошептала она, пристраиваясь в его объятиях. – Я очень люблю тебя, Джордан.

– Я тоже люблю… и соскучился по тебе. – Он начал целовать ее, но Слоун отстранилась и проговорила срывающимся голосом:

– Я хочу быть тебе настоящей женой, но сейчас пока нельзя…

– Шшш! Все в порядке. – Джордан прижал ее к себе. – Мы подождем.

Палм-Бич, февраль, 1988

Лошадь мчалась галопом через пустое игровое поле, направляясь к мячу, небольшому белому пятну на идеально зеленом дерне. Джордан высоко поднял клюшку, но в самый последний момент рука сорвалась, и мяч полетел в другую сторону.

– Вот черт! – пробормотал он, натягивая поводья и снимая шлем. – Отвратительный удар.

Впрочем, это его не слишком удивляло. В последние несколько месяцев Джордан не мог полностью сосредоточиться на игре, а это, в свою очередь, сказывалось во всем. И это из-за Слоун.

Джордан медленно ехал по игровому полю и думал о ней. Потеряв ребенка, Слоун очень изменилась. Правда, состояние ее немного улучшилось, худший период, несомненно, миновал, но Джордан не был уверен в том, что все окончательно наладилось.

Порой Слоун казалась ему совершенно чужой. Его раздражали постоянные смены ее настроения. То она лежит в постели, не желая вставать, замкнутая, ни с кем не разговаривает, а буквально на следующее утро весела и бодра, даже шутит, готова танцевать всю ночь и настоящая тигрица в постели. Но это была как бы гипертрофированная версия прежней Слоун, женщины, которую он полюбил.

«Наверное, я схожу с ума», – подумал Джордан.

– Что делать, ты знаешь.

Тот, что помоложе, кивнул:

– Еще бы! Чтобы все выглядело, как будто это случайно.

– Никто не должен ничего заподозрить.