Драгоценный дар

Во времена Франклина Делано Рузвельта у членов нижней палаты было по два-три личных помощника. У сенаторов — по четыре. Сегодня член нижней палаты не может обходиться без двадцати двух помощников, в то время как сенаторам необходимо сорок четыре, что составляет примерно 17 240 служителей на 100 сенаторов и 535 членов палаты представителей, и это не считая консультантов, получающих шестьсот долларов в час, и четырнадцати тысяч юристов, кормящихся за счет общества, не говоря уже о членах всех комитетов и подкомиссий и всех остальных вашингтонских бюрократах. Чертовски длинный получается список на выплату жалованья!

Рэндольф фыркнул, вспомнив шутку, что министерство сельского хозяйства держит на службе одного бюрократа на каждых шестнадцать фермеров, в то время как министерство обороны не может обойтись без одного гражданского на каждых двух человек в форме. Впрочем, не такая уж это и шутка.

Затем Рэндольф прикинул, какая сумма ежегодно уходит на оплату жалованья всем правительственным чиновникам и какой процент от бюджета она составляет. Цифра эта впечатляла.

Когда речь идет о затратах, Белый дом ничем не лучше конгресса. Во время президентских выборов 1992 года Клинтон поклялся сократить свой штат на двадцать пять процентов. Потом перевел на другую работу несколько человек и заявил, что сдержал свое обещание. Но через восемнадцать месяцев он попросил конгресс о прибавке к жалованью служащих Белого дома в размере 2,8 миллиона долларов — сверх уже выделяемых 38,8 миллиона на зарплату и прочие расходы.

Ничего себе сокращение! Вот и говорите после этого о лицемерной болтовне. Только в Вашингтоне увеличение называют сокращением.

Правительство напоминало Рэндольфу те жульнические пирамиды, которые приносили большие деньги умным мальчикам на ее вершине и оставляли тех, кто у подножия, сосать лапу. Черт с ними со всеми! Однажды вся эта продажная, неработоспособная система рухнет с треском, словно карточный домик.

Он добрался до апартаментов Блэкджека, прошел через комнаты к личному кабинету сенатора и щелкнул настенным выключателем. Комната была обставлена настоящей антикварной мебелью, тоже, между прочим, купленной на деньги налогоплательщиков. Однако хватит о бедных налогоплательщиках. Ему сейчас куда более жалко другого человека. Себя.

Блэкджек вел себя в последние месяцы слишком уж уверенно, чтобы не держать в рукаве козырного туза — нечто такое, что могло оправдать его и одновременно погубить Рэндольфа. Что это может быть, черт побери? Дневник? Секретные пленки с записями их разговоров?

Рэндольф снял пиджак, повесил его на спинку стула и развязал галстук. Если здесь что-то есть, лучше ему отыскать это сегодня ночью.

Одиннадцать часов спустя Рэндольф сидел сгорбившись за столом сенатора и наливал себе виски из личных запасов Блэкджека. Он не мог припомнить, когда в последний раз проводил ночь столь безрадостно и безрезультатно. Он ничего не нашел, зато обнаружил, что исчезли некоторые документы и даже целые досье.

Он прикончил виски и хотел налить еще, когда раздался зуммер интеркома.

— К вам пришла Пич Морган-Стрэнд, — сообщила секретарша.

— Попросите ее подождать пять минут, — ответил он.

Всю эту ночь Рэндольф просматривал папки, рылся в ящиках, в шкафах, простукал все стены (вдруг там есть тайники?) и даже проверил под ковром. К утру от него пахло, как от грузчика к концу рабочего дня. Рубашка и брюки измялись, и к тому же он поцарапал дорогие туфли из тонкой кожи стоимостью в триста долларов.

Он торопливо прошел в ванную комнату сенатора и воспользовался электробритвой Блэкджека, его одеколоном и прочими туалетными принадлежностями. Пич не должна догадаться, что он шарил по вещам ее отца. Черт бы ее побрал, как она не вовремя!

Он стоял у окна, глядя на Капитолий, когда вошла Пич. Ее свежий вид, как у только что сорванного персика, разозлил его еще больше.

— Доброе утро, — через силу произнес он, пока Пич оглядывалась вокруг.

— Я и забыла, как красив этот кабинет, — пробормотала она.

— Вы давно здесь не были. — Он произнес эти слова так, чтобы они звучали упреком.

— Отец предпочитал не смешивать общественную жизнь с личной. К несчастью, в последние два года это не слишком получалось, — спокойно ответила Пич.

Пич уже не походила на ту покорную девочку, которую он помнил. Она подошла к картотеке, открыла ее и начала просматривать папки.

— Это те бумаги, о которых вы говорили вчера вечером?

— Да, и еще другие.

— А где личные бумаги отца?

Чертовски хороший вопрос, подумал Рэндольф. Он бы многое отдал, чтобы самому это узнать.

— Что вы имеете в виду?

— Вчера вечером мама сказала, что папа говорил о дневнике, который вел в последний год. И попросила меня его поискать.

Под левым глазом у Рэндольфа задергался нерв. Дьявол! Пич подтвердила его худшие опасения. Этот дневник мог его погубить. Где он может быть, черт побери?

— Ваш отец хранил личные бумаги в своем столе.

Пич подошла к столу и подергала верхний ящик.

— Он заперт.

— Попробовать его взломать?