Драгоценности Жозефины

Он поднял глаза и обомлел: высокая, холеная блондинка с точеной фигурой, которую подчеркивали узкие джинсы и шелковая блузка с глубоким вырезом. О таких красавицах Георгий не смел даже мечтать. Они были из другого, недоступного ему мира, в который ему, потрепанному жизнью тридцативосьмилетнему мужчине, выглядящему на все пятьдесят, путь был заказан.

– Так что же вы делаете около моей машины?

– Понимаете ли, девушка, под ней сидит мой котик, я его к ветеринару носил, а он сбежал, пад… маленький.

– Котик? – Она опустилась на корточки и заглянула под машину. – Какой шикарный кот! Такой толстый! Люблю толстых котов! Как его зовут?

– Барсик.

– Барсинька. Какая прелесть! Иди ко мне, Барсинька, – она протянула руку, чтобы погладить кота. Кот отреагировал вялым мяуканьем, которое, должно быть, означало: шиш вы меня отсюда достанете!

– Испугался, бедненький, – продолжала ворковать женщина. – Почему вы в перчатках?

– Да так, – пожал плечами Георгий, не придумав, что ответить.

– А вы чудной. Меня Мариной зовут, – сказала красавица, обнажая крупные, похожие на сердечки зубы. Георгий залюбовался ее улыбкой, и гладкими, падающими дождем на плечи волосами, и лукавым взглядом серых с карими искорками глаз.

Георгий уже почти обожал рыжую сволочь, из-за которой он оказался около дорогущей иномарки рядом с ее очаровательной хозяйкой. А то как иначе он смог бы к ней приблизиться?

– Жора. Можно Гоша.

– Или Гога, – рассмеялась она. – Прямо как в кино. Вы случайно не слесарь?

– Нет, – мотнул он головой, предпочитая не распространяться о роде своих занятий. – А вы не на радио «Шансонье» работаете? Ведете утреннее шоу.

– На радио. Только не говорите, что не пропускаете ни одного моего выпуска, – это скучная, грубая лесть.

– Не пропускаю. Да я под ваш голос просыпаюсь. Потому что соседи, извиняюсь за выражение, козлевичи, радио включают с утра пораньше да на всю катушку.

– Ты мне нравишься, Гога. Поехали, выпьем кофе, здесь недалеко есть отличный ресторанчик, – она сказала это просто, опустив ненужные церемонии.

Марине довольно легко удалось найти общий язык с Барсиком. Она пошептала ему что-то своим радийным голосом, после чего кот соизволил вылезти из-под машины и принялся вылизывать шерстку.

«Парламент» – увидел Георгий вывеску сквозь автомобильное стекло, когда они ехали по проспекту. Георгий не сомневался, что Марина остановится именно здесь. Еще бы! Одно из самых пафосных и дорогих мест. Он подумал, что хорошо, что взял с собой побольше денег, – как чувствовал.

Странная парочка сидела за столиком у окна: длинноногая эффектная женщина, манерно держащая в тонкой руке в браслетах кофейную чашку, и мужчина с видом дальнобойщика, с зеленкой на щеке и котом в сумке-переноске. Мужчина явно чувствовал себя не в своей тарелке, а женщина была здесь завсегдатаем. Все это не ускользнуло от наметанного глаза официанта, который никак не мог понять, о чем могут говорить эти совершенно разные люди. Между тем им было что обсудить.

В тот вечер Георгий вернулся домой поздно. Пьяный, без денег и мечтательно-счастливый. Одуревший от затянувшейся поездки к ветеринару Барсик вылетел из переноски, как только ее открыли. Он забился под диван, чтобы, не дай бог, его опять куда-нибудь не понесли. За сегодняшний день он получил впечатлений и переживаний больше, чем за всю свою трехлетнюю кошачью жизнь.

– Где ты шлялся, глаза бы мои тебя не видели! – гаркнула Лола. Она была женщиной простой. Это интеллектуалы склонны к долгим душещипательным беседам в стремлении понять партнера и не желая признавать, что тот, раз ступив на путь измены, непременно изменит и жестоко предаст еще и еще, какими бы высокими причинами и мотивами его поступки ни объяснялись. Лола, как истинная представительница пролетариата, не имела привычки искать сложности в простой как грабли ситуации – и в качестве главного аргумента предпочитала сковородку. Учуяв запах дорогих духов, которых у нее сроду не было, она тигрицей набросилась на своего сожителя.

– Ты меня спрашиваешь где? Твоего монстра ни один Айболит принимать не хотел. Я как последний лох таскал его на руках по всему городу, а эта тварь меня когтями, – он продемонстрировал царапину на щеке, рассчитывая на снисхождение. Но холодок в глазах Лолы снисхождения не обещал.

– Ну, выпил я. Имею право!

– Ага, по бабам шлялся, кобелина!

– Дура! Какие бабы с твоим котом? От его диких воплей мужики в пивной шарахаются, не то что бабы.

– Есть будешь? – все тем же недовольным голосом спросила Лола.

– Сожру чего-нибудь.

Георгий пошел переодеваться, а Лола подозрительно посмотрела ему вслед. Она задом чувствовала, что мужик ее обманывает, а зад ее никогда не подводил.

Она поставила на стол тарелку с супом и ушла в комнату, чтобы до конца дня молчать. Эта сцена у Лолы называлась «думай над своим поведением». Предполагалось, что обет молчания нарушат клятвы в вечной любви, сдобренные цветами, и поход в ресторан, куда он давно обещал ее сводить.