Драгоценная паутина

– Да не волнуйся, Джастин. Ты же знаешь, я всегда пекся о твоем благополучии. Ты должен иметь все. И будешь иметь все: Равенскрофт, титул и «Альциону».

Джастин почувствовал, как его сердце учащенно и громко забилось от возбуждения и страха.

– Ты действительно думаешь, что мать тебе это позволит? – спросил он слегка срывающимся голосом. – Все эти годы она думала только о своей дочери. Неужели ты полагаешь, что в ее душе что-то изменилось и она разрешит тебе лишить драгоценную Флейм наследства?

– Эта мразь, – сказал тихо Малколм со смертельной ненавистью в голосе, – ничего не сможет сделать. Я тебе обещаю!

Джастин смотрел на отца в упор.

– Ты вызываешь у меня отвращение, – наконец проговорил он. – Ты какой-то извращенец, чудовище!

– А ты мой сын, – спокойно заявил Малколм. – Я тебя сотворил. И могу погубить.

От этой угрозы Джастин снова почувствовал себя как десять лет назад в холодном и темном подвале. Таком темном… Не больше секунды отец и сын смотрели друг на друга, глаза в глаза. Потом Джастин отвернулся и вышел из комнаты. Невидящим взглядом уставившись в пустоту, стал подниматься по лестнице. Он испугался. Он был в отчаянии, сам не понимая почему…

Он должен что-то сделать. Очень быстро. Его жизнь распалась надвое. В этом он обвинял Малколма. И Франческу Корральдо, оставившую его с отцом. Он ненавидел обоих. Пришло время что-то предпринять.

В ту ночь Малколм, любитель звездного неба, наблюдал за Венерой. Крыша дома была гладкая, ночной морозец сделал ее немного скользкой, но, огражденная по периметру, она была безопасной. Приникнув к телескопу, Малколм улавливал игру света на поверхности планеты. Он поднял голову, чтобы отрегулировать прибор. Внизу вскрикнула сова, вероятно, схватив ничего не подозревающую добычу в маленьком церковном дворике за деревьями.

За спиной Малколма в бледном свете Луны мелькнула тень.

А через несколько секунд Малколм уже кричал, падая с крыши, размахивая в воздухе руками и ногами, словно ветряная мельница.

Малколм понял – смерть настигла его. Он кричал от ужаса и недоумения: почему именно он столкнул его? Малколм разглядел лицо убийцы…

Он перестал кричать, ударившись о дорогую мозаику двора. Кровь, покидающая тело, стекала в щели между плитками, орошая плодородную оксфордширскую землю. Землю, которая пять столетий подряд принадлежала графам Равенскрофтам.

ГЛАВА 3

Франческа завтракала, когда непричесанная и без косметики на лице дочь, зевая, вошла на кухню. Мать посмотрела на нее. В мешковатом аквамариновом свитере, который связала сама, и в желто-коричневых брюках она походила на красивого пушистого котенка. Флейм плюхнулась на ближайший стул и взяла чашку чая из рук матери.

– Мама, я должна тебе признаться кое в чем, – заявила она.

– В чем? – Франческа встревоженно посмотрела на дочь.

– Да не волнуйся, ничего особенного. Это просто… – Флейм умолкла и решила начать издалека. – Ты знаешь, как популярны побрякушки, которые я делаю подругам? Ну вот, недавно я начала увлекаться ими больше, чем рисованием с натуры, и стала собирать портфель с рисунками ювелирных украшений, которые более… ну, как бы сказать, более интересны с точки зрения коммерции. И Гиббси, спасибо ей за это, отправила их, не предупредив меня… в «Ридекс».

Франческа взволнованно заморгала.

– О, понимаю… – Машинально она стала крошить круассан, а потом тихо, с любопытством спросила: – И что они сказали?

– Вот в этом-то все и дело. Сегодня утром позвонила Гиббси: они назначили мне встречу… но как к этому отнесется дядя Энрико? – спросила Флейм. – Я знаю, Корральдо не нужны мои работы. Можешь себе представить, что сказал бы дедушка… – И Флейм тотчас умолкла, осознав, что теперь этого никогда уже не узнать.

Франческа быстро перевела взгляд в свою тарелку, надеясь, что дочь не заметила ее замешательства. Флейм права. Корральдо не отнеслись бы всерьез к ее работам, а девочка никогда не стала бы прорываться с ними в «Альциону». По крайней мере пока. Но Франческа хорошо понимала: ее дочь намерена доказать себе самой, на что способна, в чужой компании. Но «Ридекс»?..

– Итак, ты хочешь сделать карьеру художника-ювелира, но только не в «Альционе» и не в компании Корральдо? спросила Франческа.

Флейм беспомощно пожала плечами.

– Не знаю, мама, но понимаешь, я оживаю, когда работаю над этими эскизами. А если у меня действительно получается… тогда да. Я хочу делать украшения.

Франческа кивнула, она давно уверилась, что дочь сама способна разобраться с собственной жизнью и довольно успешно. Еще в детстве девочка была очень ответственной. Любимого котенка кормила сама и никогда не забывала сделать это, потом, уже в школе, если понимала, что опаздывает домой, всегда звонила и предупреждала. Флейм, очень упорная и трудолюбивая, училась лучше всех в классе. Ее не надо было ни поощрять, ни заставлять и уж тем более наказывать. Мать радовало еще одно ее качество: Флейм никогда не требовала от других такого же поведения и отношения к жизни.