Драгомирье и его окрестности

— Мало тебе было ее криков! Ведь снова закричит…

— Я ее придушу, обещаю. Ну, отдай!

— Что тебе в ней: кожа да кости, и потискать-то нечего. Вот мамаша у нее что надо. Да, мамаша? Не прикидывайся мертвой, я слышу, как ты дышишь: грудь так и ходит под платьем! Ну ка, я тебя за ноги поближе подтащу, помацаю да оприходую!

— Дядя, так я молодуху забираю?

— Ай! Мама!! Папа! Спасите, помогите! Серж, Серж!

— Кстати, брось ее, Гийом, да проверь того молодца. Он может вдруг очухаться и нам малину поломать. Прикончи его, удави! «Вот блядь! Кончат ведь сейчас! Надо шевелиться, хоть башка и раскалывается! Лишь бы правую руку высвободить и до подмышки дотянуться. Ну, давай через не могу — этот гад уже ко мне ползет!

Слава богу, достал! Теперь с предохранителя снять… А-а-а, душит!!

На, сука, на!!»

— Ну что, Гийом, готово? Что там за хлопки были? Гийом! Ты жив? Сергей окончательно выпростал руку на свободу и стал стрелять в сторону ненавистного голоса — и тот заклекотал, заперхал и, наконец, затих.

— Серж, — раздался в тишине голос мадам Готье. — Так вы живы? И покончили с ними?

— Серж, миленький! — тотчас прозвучал голос Флоранс. — Вы нас спасли?

— О-ох, моя рука! — присоединился к семейству стон мсье Готье.

Глава двадцать первая, в которой ловеласа ждет облом

К вечеру следующего дня Сергей оказался на излечении в Эвре, в доме семейства Готье. Его попытки встать или даже сесть приводили к сильному головокружению и рвоте — верным признакам сотрясения мозга.

Прошлой ночью его извлекли из кареты две пары женских рук (у негоцианта рука оказалась вывихнута), а до утра его голова лежала на коленях Флоранс, которая наотрез отказалась «оставить в покое мсье де Берса» и почти все время ласково его поглаживала и меняла холодные компрессы. Утром их подобрала крестьянская телега и доставила до самого города, в то время как другие крестьяне из близ расположенного селения занялись убиенными кучером, охранником и разбойниками, а также каретой и лошадьми.

— Эти негодяи просто сунули бревно в заднее колесо нашей кареты, и оно разлетелось вдребезги! — сообщил клокочущий от гнева Готье лежащему Сержу. — А потом застрелили из допотопного ружья охранника и закололи вилами кучера! И вуаля — бери нас тепленькими!

— Отстань от кавалера, Доминик! — возмутилась мадам Готье. — Видишь, как он поморщился? У бедняги явно сотрясение головы, но он смог их застрелить — в отличие от тебя. Где был твой хваленый пистолет, когда этот мерзавец тащил меня к себе за ноги?

— У меня была повреждена рука, — буркнул Готье (которому крестьянин уже вправил плечо).

— Левая рука, левая! А ты не левша, а правша!

— Я мог промахнуться и попасть в тебя, душенька…

— А Серж не побоялся и уложил насильника наповал!

— Потому и не побоялся, что ты ему чужая женщина…

— То есть разбойник бы меня бесчестил у тебя на глазах, а ты бы так и молчал? Ну, погоди, попадем мы домой, там я с тобой не так поговорю! Первую ночь Сержу было все еще нехорошо, и он отказался от ужина, только пил холодный лимонад. Перед этим, днем был вызван, естественно, маг Жизни, который покастовал над ним и был очень удивлен, что выверенные пассы не дают обычного результата. Флоранс пыталась на ночь возле Сергея остаться, но мать категорически ей это запретила, усадив в качестве сиделки одну из служанок. Наутро Флоранс явилась чуть свет, прогнала служанку и провела фактически весь день рядом с кавалером: меняя компрессы, отпаивая его бульоном и даже упрашивая отлить в горшок.

— Вы мой ангел-хранитель, Флора, — слабо улыбаясь, говорил Сергей.

— Это вы наш охранитель! — пылко возразила девушка. — Меня при воспоминании о том гнусном парне, который хватал мою грудь трясущимися руками и тянул под себя, тоже рвота одолевает. А вы — раз, раз! — и покончили с ними каким-то чудом! Вы, вероятно, учитесь в Магической академии?

— Учился, но только год: отчислили за неуспеваемость…

— Все бы так не успевали как вы! Вечером Сергей воспользовался краткой отлучкой Флоранс, сел на кровать и обрадовался тому, что не испытывает головокружения. Тогда он встал и походил взад-вперед с тем же результатом. Нагнувшись, вытащил из под кровати горшок и стал в него писать, радуясь своему состоянию. Тут его и подловила неугомонная дева.

— Что вы делаете, Серж?! Вам еще нельзя вставать, а тем более нагибаться! Где ваша бутылка, которую выпросили у меня для сбора мочи? Дайте сюда горшок, я сама его подержу!

— Флоранс! Вам нельзя еще видеть то, из чего мужчины писают…

— Я отвернусь…

— Ну ладно, посмотрите, раз вы такая любопытная. Смотрите, пока здесь никого нет и я разрешаю…

— Ого! Я видела его уже у младшего брата, но не такое чудовище!

— Это он просто на вас реагирует — приветствует, так сказать.

Правда, похож на солдата, стоящего по стойке «смирно»?

— Правда… Но Серж: зачем вы его мне показываете?

— Добрый я очень. Другой пожмотничает, но я не такой. Тем более что вы, Флоранс, мне очень нравитесь. Я ведь дал вам это понять на том постоялом дворе…