Драфт

Фрэнк нарядил меня в короткое платье, едва прикрывающее ягодицы. Этот огромный вырез на нем во всей красе демонстрирует мою грудь первого размера, увеличенную из-за корсета размера на три, а на ногах – серебристые босоножки, украшенные кристаллами.

Степень вульгарности зашкаливает.

Для полного набора не хватает только шеста под боком.

Этому мудаку нравится, когда все хотят то, что принадлежит лишь ему. Словно я вещь. Игрушка. Собственность Фрэнка Дугласа. И, по его до хрена важному мнению, каждый в этом баре должен об этом знать.

Придерживаясь своей роли, улыбаюсь так широко, насколько только способны лицевые мышцы, и снимаю микрофон со стойки.

– Раз, раз, проверка звука, – не переставая улыбаться, произношу в него я. – С вашего позволения я исполню любимую песню моего дорогого Фрэнка, который совсем скоро станет моим мужем. Дорогой, это для тебя.

Не знаю, как на слове «дорогой» мой голос не дрогнул. Но за три года я практически научилась полностью контролировать себя и давать ему желаемое.

Свет в баре гаснет. Остается лишь яркий прожектор прямо надо мной. Из колонок начинает звучать минус Marilyn Monroe – I Wanna Be Loved By You, и я, не переставая широко улыбаться, словно девушка, которая на днях сбежала из лечебницы, где мнила себя Наполеоном, начинаю петь.

Выгляжу я наверняка забавно, учитывая то, что с Мэрилин Монро у меня из схожих черт только наличие ног, рук, головы и других человеческих органов. Внешне я – ее полная противоположность. У меня длинные черные волосы, которым я обязана своим испанским корням по материнской линии. Мой рост – сто семьдесят три сантиметра. У меня маленькая грудь, узкие бедра и практически плоская задница. Мои карие глаза и рядом не стояли с голубыми глазами Монро. И даже если надо мной поработает команда стилистов и гримеров Анны Де Армас из «Блондинки», вероятность, что я стану похожа на Мэрилин, так и останется равной нулю. Огромному. Жирному. Нулю.

Когда я дохожу до припева, вентилятор позади меня включается и начинает развевать подол моего и без того короткого платья, демонстрируя всем мои черные трусики и чулки, держащиеся на кружевном поясе со стразами. Я начинаю хихикать как умственно отсталая, прикрывая рот ладонью, хотя должна бы прикрывать промежность. Но Фрэнк пристально наблюдает за мной, поэтому я не выхожу из роли.

Наверняка вы представляете себе Фрэнка в образе эдакого властного Массимо Торричелли из фильма «365 дней», вот только на самом деле Фрэнк Дуглас – смазливый щуплый кретин, сын генерального прокурора Канады и компаньона моего отца, возомнивший себя королем. Он настолько не уверен в себе, что пытается самоутвердиться, заставляя всех вокруг преклоняться перед ним. В его мире все решают деньги. У всего есть цена. Даже у меня.

Заканчиваю петь и, наигранно хихикая, спускаюсь по ступенькам. Вокруг слышатся аплодисменты и свист, хотя я даже петь-то не умею. И мне становится еще противнее от осознания, что бурные овации адресованы моим трусикам.

Ноги дрожат, пока я, не снимая маски, оказываюсь рядом с Фрэнком и его лучшим другом Барри. Оглушительный стук сердца больно бьет по вискам. Фрэнк не сводит с меня глаз, пока Барри, не стесняясь, поглаживает меня по заднице. А я просто стою и позволяю ему это, ведь за мной наблюдает дорогой жених. Свет моих очей. Моя радость. Моя любовь.

Держать эмоции становится все труднее, но сейчас не лучшее время для того, чтобы потерять контроль и разрыдаться. Я ведь уже практически пережила большую часть представления. Да и быть жертвой – мое обычное состояние. Вот только в отличие от героинь романов с тропом «плохой парень – хорошая девочка», я не верю, что от абьюзера можно уйти. И точно не верю в то, что абьюзеры могут измениться.

Люди в принципе не меняются. Только не такие. Жизнь их ничему не учит. И из этой клетки, в которую я попала, мне никак не выбраться. Уже поздно. Цена слишком высока.

Когда Барри с Фрэнком спешат поздороваться с очередным политиком, я делаю шаг в сторону бара. Мне нужно выпить.

Вдруг передо мной возникает тот смазливый певец. В его бокале сияет изумрудами абсент, и парень уже успел изрядно напиться. Он хмурится, прожигая меня взглядом своих ярких зеленых глаз, и я уже готовлюсь к какому-нибудь идиотскому подкату, как вдруг он заплетающимся языком произносит:

– Детка, ты такая красивая, но так дерьмово поешь!

Неожиданно для самой себя я издаю смешок, а затем начинаю хохотать. Запрокидываю голову к потолку и смеюсь на весь бар. Так сильно, что из глаз начинают течь слезы. Вытираю их подушечками пальцев, а затем возвращаюсь взглядом к брюнету. Он по-прежнему хмурится, а его густые брови сведены к переносице.

– Я не пытаюсь к тебе подкатить. У меня есть девушка. Хотя уже нет. Но я все равно ее люблю. И у меня член не стоит, – жалобно стонет он. – Дьявол. Не то чтобы он вообще не стоял… Просто на тебя не стоит.

– Я рада, что у тебя на меня не стоит.

– Правда?

– Правда.