Драфт

Я тоже. Ведь эта брюнетка – я, Хлоя Маккалистер. И если этот парень сделает еще хоть шаг, то я ему вмажу.

На календаре начало декабря, так что я не совсем понимаю, почему вдруг у половины бара весеннее обострение психоза.

Запоздалая реакция?

Делаю глоток «Совиньон Блан» 1989 года, внимательно наблюдая за тем, что же будет дальше.

Парень уверенным шагом направляется к концу барной стойки, за которой сижу я.

На нем черные спортивные штаны и футболка в тон, демонстрирующая множество его татуировок, полностью покрывающих руки. Он совершенно не вписывается в местный контингент, учитывая, что основную массу посетителей составляют биржевые брокеры в идеально выглаженных брючных костюмах, а также конгрессмены, которые прячутся здесь от жен, проводя время с любовницами. Ведь девиз бара «Оклахома»: все, что произошло в «Оклахоме», остается в «Оклахоме».

Этот бар – одно из самых элитных заведений Лос-Анджелеса. В отличие от клубов и мест, которые позиционируют себя как пафосные закрытые клубы, этот бар не является местом сбора золотой молодежи. Напротив, он зарекомендовал себя среди лиц высшего общества: политиков, влиятельных бизнесменов и известных спортсменов. А посетить его можно только по приглашению человека, хорошо знакомого с владельцем.

Откуда я столько всего знаю об этом месте?

О, это не самый мой любимый факт о себе: я – невеста того самого владельца. Но эту историю я расскажу вам позже. А пока давайте понаблюдаем за действиями очередного придурка, пытающегося подкатить ко мне свои яйца.

Тот самый парень, совершенно не вписывающийся в атмосферу «Оклахомы», как и блондинчик, пришедший с ним, останавливается напротив меня. Вот только взгляд его зеленых глаз будто направлен сквозь. И он стоит и не двигается, чем вызывает у меня вопросы.

Обкурился? Обдолбался?

В этом баре возможны оба варианта.

Стараюсь вспомнить, где могла видеть этого красавчика. Но в голове сумбур, хоть я и пытаюсь. Внимательно разглядываю его татуировку на шее в виде нотки, и наконец в памяти всплывают фрагменты.

Точно! Это же тот певец, который рекламирует средство от геморроя! Каждое утро его смазливую мордашку по кабельному крутят.

Ну ладно, может, он рекламирует и что-то другое, я, честно, не помню, но, судя по его выражению лица, сейчас он тестирует это средство на себе. И оно явно ему не помогает.

Бедный парень. Даже как-то жаль его стало.

Какое-то время амбассадор фенилэфрина молча стоит напротив меня, а затем просто резко разворачивается и уходит.

Я точно перепутала. Видимо, он рекламирует средство от запоров, и оно наконец-то подействовало. Это хотя бы объясняет, почему парень так быстро испарился.

Пожимаю плечами и снова тянусь к бокалу.

Прерогатива быть невестой босса – пить самое дорогое вино из бара. Это стало чем-то вроде ритуала – выпить целую бутылку прежде, чем мудак по имени Фрэнк выпустит меня на публику, чтобы я развлекла его гостей. Ему жизненно необходимо показать каждому своему дружку, какая у него роскошная невеста. Я для него вроде цирковой мартышки, которую он выпускает для всеобщего веселья.

А, да. Вы наверняка заметили, что я называю своего жениха мудаком. Поверьте, если бы не цензура, я бы называла его похлеще. Или никак бы не называла и просто покончила с собой, избавив тем самым себя от статуса его невесты.

Но, к сожалению, не все так просто и сделать этого я не могу.

Именно поэтому я топлю свою боль в белом вине, представляя, как одним прекрасным днем все-таки решусь и утоплю в бочке с ним и своего жениха.

– Хлоя, дорогая, ты готова? – доносится голос Фрэнка.

На одно крошечное мгновение закрываю глаза и пытаюсь нормализовать дыхание, ведь сейчас я должна стать милашкой. Так происходит всегда, когда он рядом. Мне приходится изображать послушную девушку, которая заглядывает ему в рот, чтобы не разозлить его.

В детстве я мечтала стать актрисой, так что в какой-то мере моя мечта сбылась. Ведь вот уже почти три года каждый день я играю роль идеальной девушки.

– Конечно, дорогой, – натянув широкую улыбку, произношу я, стараясь при этом не выдать дрожь в голосе. Интонация должна казаться счастливой. В ином случае я рискую получить парочку ударов головой о стену. И, к своему большому сожалению, я не шучу.

Фрэнк тянется ко мне и оставляет на щеке поцелуй, затем наклоняется и шепчет:

– Не опозорься, дорогая. – Слово «дорогая» из его уст звучит похуже «дерьма» из уст младенца. Оно звучит опасно. Каждый звук пробирает до костей.

Позволяю себе коротко выдохнуть, пока он не слышит, встаю со стула, поправляю свое короткое платье, держащееся на груди, и следую на сцену, освещенную белым светом висящих по обеим сторонам от нее прожекторов.

Подхожу к стоящему по центру микрофону и осматриваю друзей Фрэнка, жаждущих шоу. Они мнят себя королями мира. Считают, что все продаются. Что деньги решают. И я едва сдерживаю рвотный позыв, замечая их похотливые взгляды в мою сторону.