Дозоры

Денисов поднял с пола свою тень, погрузился в Сумрак, дотянулся до ауры дочери, «погладил» ее нежно, залатывая прорехи, вызванные стрессом, посылая успокаивающий импульс ей и ребенку. Плод был хорошо виден в Сумраке, и оказался он куда крупнее, чем предполагал маг. Стало быть, зачат был задолго до свадьбы. Неужели когда Николай восстанавливался в соседней комнате? Или еще раньше, еще до того, как из потенциального Иного Крюкова родился Темный? Скверно: односельчане складывать и вычитать умеют, а заводить ребеночка до свадьбы в здешних местах считается верхом неприличия. И пусть Катерина теперь уже вышла замуж – разговоров и пересудов не избежать. С другой стороны, это даже хорошо, что ребенок был зачат до того, как Николай стал Темным. То есть, по правде говоря, для будущего внука разницы никакой – у Иных редко рождаются дети-Иные. Но само то, что причиной близости стало не обаяние Темного, не внушение, не соблазнение девушки пусть слабеньким, но магом, а самая обычная, настоящая, человеческая любовь, не могло Денисова не радовать.

– Что ишшо за Ирка? – поинтересовался он.

– Я тебе говорила – эта, из промтоварного, бывшая Колькина неразделенная любовь!

После действий Светлого девушке стало полегче, но праведный гнев все еще полыхал в ее глазах. Федор Кузьмич понимал, что сейчас не поможет ни заботливый тон, ни уверения в том, что сказанное ею – глупость несусветная. Если она за минуту оказалась до предела измучена неожиданным подозрением – значит, это неспроста, значит, в один момент и не переубедишь. Надо принять как данность то, что ее внезапное недоверие к мужу имеет причину.

– И что энта Ирка натворила?

– Да не она! Он! Он натворил! – Катерина наконец не выдержала и разревелась.

Денисов дал ей немного поплакать, благодаря капли и нехитрое заклинание, из-за которых Людмила сейчас спала и не видела дочь в полном расстройстве чувств. Когда горькие рыдания перешли в тихие всхлипы, он шумно придвинул стул поближе и строгим отцовским тоном распорядился:

– Рассказывай!

Катя очень хотела коляску. В деревне ее наверняка сочли бы ненормальной – ну где здесь младенца катать? В доме – люлька, потом кроватка. Если нужно куда-то сходить с маленьким – его просто несли на руках или приматывали к себе большим платком. На дальних покосах или огромных колхозных полях этот платок расстилали на траве – и пусть мелюзга копошится себе, пока мамка занята! А научится ползать – так весь двор в его распоряжении, от ворот и собачьей конуры до огорода и курятника. Но Катерина, наезжая в юности в Томск, видела другое: дюжины счастливых родителей катили по аллеям городского парка разноцветные коляски, украшенные шариками или погремушками, весело агукали и умилялись, заглядывая внутрь, а оттуда им навстречу высовывались то пяточки, то животик, то смешная ладошка или плотно сжатый кулачок с ноготками настолько крошечными, что они казались нарисованными легким прикосновением тонкой кисточки. Коляски были разные – с марлевыми занавесочками от солнца и мух, с прозрачными целлофановыми чехлами от дождя, с большими дутыми или тонкими каучуковыми колесами, с боковыми окошечками и тисненым орнаментом. Катя мечтала, что однажды и они с Колей вот так пройдутся по Вьюшке: традиционная уже вечерняя прогулка, только с определенной поры не вдвоем, а втроем. Они будут важно раскланиваться с сидящими на лавках и завалинках односельчанами, со значением улыбаться всем встречным-поперечным, а те станут останавливать их и низко наклоняться, чтобы полюбоваться малышом, с комфортом путешествующим по родной деревне. И к реке его можно будет свозить, и по тропинке вдоль леса побродить, чтобы хвойный дух насквозь пропитал ребячий транспорт. В общем, Катерина коляску хотела очень-очень.

Проблема была в том, что ни во Вьюшке, ни в Светлом Клине, ни в других окрестных селах коляски не продавались. В райцентре, в детском отделе универмага, стояло всего две-три модели, но это было совсем не то – громоздкие, грубые, невообразимо унылых расцветок. Когда Катя показала продавцу фотографию в журнале – веселую, легкую, изящную конструкцию на колесах с блестящими спицами, – тот снисходительно улыбнулся:

– Это ж гэдээровская! Такие только в Москве купить можно. Ну, может, еще в Томске.

Катерина, конечно, расстроилась, но потом кто-то из односельчан ненароком подсказал ей выход. Когда она в очередной раз зашла в магазин, средних лет пара диктовала продавщице Ирине заказ – швейная машинка с ножным приводом, четыре мягких стула с высокими спинками и транзисторный приемник с хорошей антенной. Катя заинтересовалась, прислушалась.

– Ну, я этот заказ должна офо-ормить, отпра-авить, – с ленцой объясняла Ира, – а уж как быстро в Томске скомплектуют – это я сказать не могу. Машина может и через месяц прийти, и через два, и через три. Будете ждать?