Дозор с бульвара Капуцинов

Леонид без особой надежды оглядел лабораторию – вдруг отыщется способ, каким он сможет если не выручить, так по крайней мере поддержать наставника?

– Приступайте, – раздался голос Правого.

Левый все еще боролся с Брюсом.

Но круг Силы вдруг распался. Якову Вилимовичу это не помогло: магическое давление все так же теснило его. А Правый шагнул к саквояжу на полу и поднял его вместе с друзой. Леонид наблюдал все это через колбу. Рядом клокотала багровая жидкость в тигле, наверное, то была ярость владельца лаборатории.

Мари извлекла из своего ридикюля некий предмет. Леониду было трудно разглядеть его через колбу, да и не очень-то он был настроен разглядывать – в первую очередь Леня был поражен тем, как легко и решительно девушка приняла это противостояние на галерее, как легко и решительно вступила в схватку, зная, кто стоит по ту сторону сумеречной преграды. Ведь не могла же она напрочь забыть о русском дозорном, которому еще вчера столь благосклонно улыбалась? А коли так – в действительности допускала его гибель и готова была принести его в жертву вместе с магом-наставником? А как же «сам погибай, но товарища выручай»? Или товарищем ей Леня был лишь до той поры, пока не отыграл свою неказистую роль? Если о таких оттенках Света она вела речь несколькими минутами ранее, то Александров отказывался понимать и принимать сию палитру.

Правый тем временем поставил саквояж под козлоголовой химерой. Он явно был опытным магом – не делал никаких пассов, ничего лишнего; казалось, он просто застыл на месте. Однако над друзой возникло нечто вроде маленького северного сияния. Затем сияние сфокусировалось в тонкий луч, идущий от самого высокого кристалла. Этот луч заплясал по поверхности химеры, будто сумеречный «солнечный зайчик».

Неожиданно все вспыхнуло ярко-зеленым. Вспыхнуло и погасло.

В лаборатории Сухаревой башни почти все затихло. Перестали кипеть жидкости в тиглях. Прекратили перелистываться страницы манускриптов. Успокоились твари в спиртовых растворах.

А на галерее Нотр-Дам все еще находились четверо. Однако теперь среди них не было девушки. Под химерой, рядом с саквояжем, скорчившись, лежал обнаженный человек. Безликий наклонился над ним. Откуда-то из воздуха появился плащ, который немедленно набросили на лежащего. Тот зашевелился. Безликий приложил руки к его голове, потом надел на шею цепочку – наверняка некий лечебный амулет.

А его товарищ, давивший старого мага «прессом», начал опускать руки.

– Все кончено, – сказал он, явно обращаясь к Брюсу. – Свершилось.

– Не… для… всех… – Слова давались Якову Вилимовичу с трудом, он терял силы.

– Кончено, – повторил противник. – Ваши изумруды больше не нужны.

– Вы заключили ее в камень… – процедил Брюс. – Почти дитя…

Красная жидкость на столе недалеко от ошеломленного Леонида снова закипела.

– Ее выбор, – ответил безликий. – Жертва в обмен на жертву.

Бывший узник каменного истукана заворочался под плащом, пытаясь встать.

Первый из сообщников протянул ему руку.

Бриан не торопился подавать ее в ответ. Он выдавил какие-то слова, их нельзя было разобрать с края террасы, куда оттеснили Брюса. Но смысл их вполне угадывался:

– Кто вы такие?

– Освободители, месье. И провозвестники нового мира, – ответил безликий.

– Что вам угодно? – с трудом произнес Бриан.

– То же, что и вам, – вдруг раздался надтреснутый голос Брюса. – Рушить.

Леонид в башне даже не ожидал, что старый маг, теснимый «прессом», все же вмешается.

Колдовское давление усилилось: то ли противник разозлился, то ли наставник Леонида потерял необходимую сосредоточенность. Но Брюса прижало к парапету потоком чистой Силы Сумрака. Еще немного – и опрокинет вниз!