Дожить до завтра

В начале третьих после моего приезда суток в Светлом появился Гром. Его грузовик остановился у края села, неподалеку от дядь-Лехиного дома. Я вместе с мальчишками пошла «посмотреть» на беженцев и, естественно, убедиться, что все в порядке. Из кузова медленно спускались уставшие от дорожной тряски и постоянного страха не успеть выскочить люди. Две большие чеченские семьи — в основном дети — и одна русская женщина с двумя сыновьями — подростком и малышом.

Гром деловито вышел из машины, обошел ее снаружи, искоса глянул на меня и полез под капот. Ахмара с ним не было.

Постепенно к группе беженцев подтянулись случайные свидетели приезда, и Гром, захлопнув капот, что-то сказал.

— Ты говорил десить тысич до Хасавюрта! — громко возмутилась молодая чеченка.

— У меня теперь ремонта на пятнадцать! — вспылил Гром.

Беженцы вступили с ним в яростную перепалку. Гром не уступал. Наконец толстая чеченская старуха, так и не сумевшая спуститься из кузова, сказала что-то на своем языке, и молодые стихли. Мужчин с ними не было, и поговорить с Громом по-мужски было просто некому. Старуха подозвала к себе внука, вытащила из своей оттянутой мочки массивную золотую серьгу и протянула мальчишке. Тот мигом снова вылез из кузова и протянул серьгу Грому.

— Надо сходить оценить, — засомневался Гром и в сопровождении молодой чеченки тронулся куда-то вдоль по улице. Чеченка неотступно следовала за ним, на ходу переговариваясь с теми, кто оставался у машины.

«Ахмар где-то здесь, — догадалась я. — И уже начал зарабатывать деньги!» Я внимательно пригляделась к беженцам и еще раз мысленно поблагодарила Ахмара за помощь: посади меня в эту машину, и я бы среди них совершенно затерялась. Я потихоньку побрела домой, понимая, что произношу это слово уже без кавычек. Никаких предупреждающих знаков не было, аппаратура связи сигналов опасности за минувшие двое суток не получила, а значит, все шло как надо. И уже когда я почти подошла к своему двору, я увидела: Гром и чеченка возвращаются, и чеченка зажала в руках деньги — видимо, сдачу от бабкиной серьги.

Гром сумел уговорить своих пассажиров остановиться в Светлом до вечера, но у меня не появился, демонстративно проковырявшись дотемна в своем уже изрядно потрепанном грузовике.

Еще через две ночи Гром снова появился в Светлом с грузом муки из Дагестана, скинул ее у Ахмара, а сам отправился дальше — в сторону Грозного.

Денег в поселке не видели уже два года, но Ахмар охотно и недорого отдавал муку за золото, и товар хотя и очень медленно, но шел. Жизнь налаживалась, и придуманные в тишине мирного города Тарасова легенды постепенно обрастали плотью и кровью, а иногда — слезами. Это было хорошо. Я регулярно ходила вместе с Ленкой на огороды собирать мелкую, но уже съедобную картошку — прямо над поселком, на невысокой сопке, простирались неполивные поля местных жителей. Там же мы ломали молодые ветки для наших коз, чтобы потом кормить их с рук — эти капризные твари не ели ничего упавшего на землю. И в какой-то момент я поняла, как немного, оказывается, надо, чтобы образованная, с серьезными претензиями молодая городская особа привыкла к отсутствию света, газет, телевидения, теплой воды и даже, извините, унитаза. Единственное, чего мне не хватало, это общения, но в этом сонном, райском месте постепенно умирало все.

На огородах же я познакомилась и с младшей сестренкой Щукина — Катькой. Полненькая болтливая четырнадцатилетняя деваха рассказала мне все, что знала, а знала она все! Семья Щукиных не представляла собой ничего таинственного. Хозяйство тянула на себе мать. Старшая дочь Щукиных Женя, неудачно познакомившись со «своим военным», так до сих пор и не определилась — замужем она или нет. Она никогда не хотела скитаться вместе с ним по общагам, а сейчас, с началом войны, и «муж» прорывается к ней все реже и реже. Средний — Саша — ушел в армию, служит под Тарасовом и должен осенью вернуться, но мать что-то не верит, да и не хочет, чтобы он возвращался сюда — на Кавказ.

Так все и шло. Гром приспособился ездить по руслу реки и с легкостью проходил самое опасное — чеченские посты; российские он просто купил. Он уже ввел за правило останавливаться на дневку в Светлом — у тети Дуси, чтобы ночью «на ощупь», по руслу реки объезжать последних перед дагестанской границей чеченцев. Ахмар наладил прочный бизнес, перезнакомился с половиной поселка и плотно приклеился к местной вдовушке. А я просто стала одной из многих неприметных поселковых женщин.

Но однажды изменилось все.

Я проснулась от стука в окно. Заскрипев кроватью, поднялся и пошел к выходу дядя Леха. Чиркнул спичкой, зажег керосинку, подошел к окну…

— Открывай! — с кавказским акцентом властно потребовали снаружи. Звякнула щеколда, и — сначала в сенях, а потом и на кухне — раздались тяжелые шаги. Я сосредоточилась; это был высокий мужчина килограммов под сто весом.

— Кто в доме? — спокойно спросил кавказец.

— Две женщины и я, — извиняющимся тоном ответил Леха.

— Покажи. Здесь — что?

— Кладовка.