Дожить до завтра

Лицо Зимина напряглось, а глаза забегали по сторонам. Цена получалась процентов на тридцать выше рыночной.

— Мои проценты — отдельно, — продолжала я. — Сюда не входят. Все деньги твои будут.

Прапорщик напряженно думал, и это было хорошо — «разработка» худо-бедно, но пошла.

— А не сделаешь ты, другой сделает. Из Калининграда ведь тоже не все нормально выехали: в свою квартиру и на свои бабки, — я усмехнулась. — Как я. Кто-то ведь до сих пор локти кусает, что вовремя свое не взял.

— Я такими делами не занимаюсь, — твердо сказал Зимин. — Разговор окончен.

Да, разговор был окончен. В принципе, этого и следовало ожидать.

Солнце пошло вниз, и офицеры начали сборы — пора было возвращаться.

В часть мы вернулись уже в сумерках. Второй «уазик» с моим завскладом свернул куда-то вбок на самом въезде в поселок: офицеров сразу же развозили по домам. Я попросила остановиться у КПП — хотелось прогуляться. Машина отъехала, и я пошла по прямой, обсаженной гигантскими тополями аллее.

— Теть Юль! — услышала я на подходе к гостинице.

Я обернулась; ко мне со всех ног бежал Петя Скачков.

— Я у вас военный билет забыл! — радостно сообщил рядовой. — И записную книжку.

Точно. Вчера мой подопечный схватил выстиранную и отглаженную мной одежду да так и выскочил вслед за командиром полка, оставив свои бумаги на тумбочке у кровати.

Мне, честно говоря, не хотелось прощаться с этим великолепным днем, и я с радостью ухватилась за мысль прогуляться еще чуть-чуть.

— А как посмотрит начальство?

— Комбат разрешил! — кивнул в сторону штаба полка Петя.

Я пригляделась: у штаба в группе офицеров стоял Петькин комбат. Он кивнул и негромко напомнил своему подчиненному:

— Чтобы на вечерней поверке был как штык!

— Есть, товарищ капитан! Я быстро! — просиял Скачков.

— И помни, что я тебе сказал.

До поверки оставались считанные минуты.

— Ну что ж, пойдем, кавалер. — И мы пошли мимо изумленных рот, как раз сейчас выходивших строиться на вечернюю прогулку. Зрелище было действительно захватывающим: фигуристая длинноволосая женщина в маскировочном обмундировании и лихо заломленном берете и под руку с ней бледный, истощенный, но сияющий от удовольствия «салабон».

— Я понял, тетя Юля, — потрясенный какими-то своими внутренними озарениями щебетал Петя. — Я все понял! Вы меня слышите?

— Да, Петя, слышу.

— Я понял, что страх еще хуже боли, — как-то неожиданно серьезно утвердил свою мысль Петя.

Мы прошли в обрисованную мне Щукиным дырку в заборе.

— Да что ты?

— Да. Это точно.

— Надо же…

Мы вышли в тихую улочку, ведущую к магазину с самой дешевой водкой в округе.

— Я и раньше понимал, что бывает жизнь — не лучше смерти.

— Хм-м, бывает, наверное… Ну-ка, подожди…

Слева мелькнула темная мужская фигура. Как-то странно он был скособочен, так бывает, если держать правую руку…

— В сторону! — скомандовала я, но Скачков судорожно вцепился мне в рукав:

— Не-ет! Тетя Юля! Наза-ад!

— В сторону! — Мне нужно было переместиться влево.

Он уже начал целиться…

Я стряхнула бойца и одновременно рванулась вперед — наперехват.

— Не-ет! — заорал Петр и кинулся между нами.

«Тых!» — стукнуло у меня в ушах, и Петя, судорожно вскинув руки, повалился на землю. Я присела, затем, сделав резкий бросок, в падении подсекла стрелявшего, и, пока он, растопырив руки, приземлялся, я уже была на ногах над ним.

— Лежать! — четко скомандовала я, выбила пистолет и завернула его руку к затылку — так, что послышался хруст.

— Кто послал?

— М-ы-и-и! — завыл парень и отключился.

Я перевернула его на спину, выдернула из брюк ремень, снова — на живот, плотно стянула руки на уровне локтей, за волосы оторвала голову от земли, приподняла веко: болевой шок — похоже, я вывернула ему плечевой сустав.

Я стремительно переместилась к Пете: он лежал на боку, мелко дергая головой и царапая землю скрюченными пальцами.

— Петя! — заорала я. — Подожди! — Он уже «уходил». — Господи! Петя! Ну подожди же! Подожди!

Петр дернулся и затих.

— О го-оспо-оди! — Я осела на землю и почувствовала, как растет и распирает грудь жуткий ледяной ком горя — как тогда, с папой. Я снова ничего не могла — ни остановить, ни изменить…

— Юлька! Юленька! — трясли меня за плечи. — Что с тобой?! Ты в порядке? Ну, вставай же!

— Отстань, Гром.

— Что с мальчишкой? — Гром встал перед Петей на колени и положил пальцы на артерию. — Я думал, что успею… Поздно.

— Да, поздно.

— А этот жив?

— Жив.

— Ну вставай, хватит.

— Господи, Гром! — зарыдала я. — Ну почему всегда — так?! Почему?! Зачем все это?!

— Ладно, перестань. Не плачь, Багира. У нас нет времени. Соберись. Надо уходить.

— Я… сейчас, Гром, я сейчас, — и никак не могла остановиться. «Господи! За что?! Почему их всегда убивают?!»

— Хватит, Багира! — заорал Гром. — Где квартира? Ты сняла ее?

— Да-а, — рыдала я.

— Ну так веди! — Гром рывком поднял меня на ноги и взвалил на себя неподвижное тело убийцы. — Веди.

Я, шатаясь, пошла к резервной квартире. Случайный прохожий почти столкнулся с нами в темноте неосвещенной улицы, замер на миг и бегом помчался прочь. Когда мы уже почти пришли, Гром увидел водонапорную башню и свернул к ней. «Там лучше», — пробурчал он.