Утречко, несмотря на вынужденный недосып, получилось на удивление бодрым. Даже ерзанье на спальнике заняло вместо обычной пары минут секунд тридцать. Понять, стали ли причиной такого, скажем честно, необычного для меня поведения яркие солнечные лучи, бьющие в окно, или это просто организм уже более-менее восстановился после ранений, я не мог. Но до самокопания и психоанализа ли, если настроение отличное, а энергия брызжет через край?
Бодренько скатившись по лестнице, я отправился во двор, где принялся за водные процедуры. Хорошее настроение не испортила даже необходимость орудовать одной рукой, впрочем, после перехода с пасты на порошок задача не усложнилась ни разу. Что из тюбика пасту выдавливать, что жестянку открывать — одной рукой это делать одинаково неудобно. После рекомендованных Доком действий я ополоснулся из бочки и, промокнув висящим на шее полотенцем лицо, огляделся.
Народ уже по большей части был на ногах, но на прием пищи я не опоздал, поскольку Емельян только начинал шаманить у очага.
«Странно, уже половина десятого, а утренний прием пищи у нас обычно в восемь. К тому же многие до сих пор не по форме одеты, а это значит только одно — Саня решил по непонятной мне пока причине дать народу побездельничать, и подъем случился гораздо позже, чем обычно».
Словно в подтверждение этим мыслям, на школьное крыльцо, позевывая, вышел командир. С хрустом потянувшись, он обратил свой начальственный взор на меня, пару секунд подумал, а затем поманил к себе. До громогласных криков в присутствии посторонних Шура никогда не опускался. А причина одна — немецкий пока давался ему не очень, а нарушать конспирацию он себе не позволял. С другой стороны, я, если бы пришлось подползать и разведывать, наши «неполиткорректные» разговоры на русском засек с полпинка. Но береглись мы сейчас не от лазутчиков, а от вероятного появления полицейских, квартирьеров и прочего тылового немецкого люда, небезосновательно рассчитывая, что все, что меньше взвода, — для нас не проблема, а роту или тем более батальон мы засечем еще на подходах и успеем сделать ноги.
— Доброе! — негромко поздоровался я.
— И тебе тем же концом по тому же месту… Слушай, не в службу, а в дружбу… Погоняй ребят на физо. Самому скакать не надо! — стоило мне скосить глаза на прибинтованную к телу левую руку, добавил командир. — Просто погоняй, не особо зверствуя…
— А сам чего?
— «Железку» со Старым смотреть пойдем. А ночью поспать не получилось совсем.
— Ходили куда? — светским тоном осведомился я.
— Ага, маляву в Центр отбивали.
— Далеко ходили? — В том, что для передачи Саши покидали расположение, никаких сомнений не было — не тот у людей опыт, чтобы базу так нагло перед немцами палить.
— Аж в Запоточье, — чуть не вывихнув зевком челюсть, ответил Куропаткин. — Двадцать кэмэ ночью по буеракам на мотоцикле.
— Ну и как прошло?
— Прошло-то нормально, только спать хочу как из пушки. А Сергеич вообще в нирване сейчас. Так что давай, возьми на себя гарнизон на ближайшие, — он бросил взгляд на часы, — три часа. Потом Алик тебя сменит, он пока с бумажками.
— Гарнизон так гарнизон.
Набрав воздуху побольше, я скомандовал строиться в шеренгу, после чего принялся «садировать», как выражается Алик, народ.
Начали, как водится, с отжиманий — очень я это упражнение люблю и уважаю. При должной фантазии работает почти на все группы мышц, нагрузка легко дозируется. Мечта, а не упражнение! И самое главное — никакого оборудования не надо…
— Ein! Zwei! Drei! — начал я отсчет.
Ребята, правда, поначалу моего энтузиазма не поддержали — «жали» кто в лес, кто по дрова и без огонька.
— Зельц, ты отжимание делаешь или пытаешься вступить в противоестественную связь с матушкой-Землей? — для начала я попытался применить методы вокально-сатирические. Я все понимаю, спал Лешка часа три, но я-то не больше… — Таз не проваливай! Спину прямо держи! Приходько, счет!
— Vier! Fünf! Sechs! — послушно подхватил авиационный медик.
— Что-что? Говори громче, если имеешь что сказать! — Я остановился точно перед милиционером. — А то, ишь, взял моду на старушечью манеру под нос бормотать! — Дымов действительно что-то буркнул себе под нос, но, видно, забыл, насколько хорошо у меня обычно получается контролировать все происходящее «в зале». Тренировки с личным составом мне давненько не доводилось проводить, но ведь и во время индивидуальных занятий я ему спуску не давал, чего он возбух-то?
— Я говорю, сам бы попробовал поскакать после трех часов сна, — возмутился «стажер» уже громче.
«Ну совсем малыш наш нюх потерял! — Судя по хмыку, донесшемуся с точки, где качал мускулатуру Мишка Соколов, так оценивал ситуацию не я один. — Все-таки опять придется ставить Зельца на место… Видать, не понял ночью ничего. Тут мы слегка сами виноваты. Сергеич попросил на время его недомогания взять шефство над перспективным товарищем, мы все согласились, а мальчик с чего-то подумал, что он особенный и сам черт ему не брат теперь! Поэтому, несмотря на искреннюю симпатию, приходится его регулярно „застраивать“».