Дожить до рассвета

– А кого искать-то? Никто никого не видел. Если Хорезм подпалят, ни один купец к нам не повернет. – Он жадно покосился на стоящий в стороне походный мешок с Ведами. – Может, лучше вернуть, покуда беду не накликали?

Сиявуш гневно сверкнул глазами, напяливая на голову корону, увенчанную полумесяцем.

– Пшел вон, пес! Ищи разбойников, или сам головы лишишься! – царь ткнул пальцем, указывая воеводе на дверь. – И волхва ко мне приведи. Под стражей!

Рыжий очнулся и открыл глаза, осторожно приподнимая голову. Затылок отозвался острой невыносимой болью, заставив его застонать.

– М-мм! Эко он меня...

Руки за спиной затекли, туго стянутые веревкой. Волхв грустно вздохнул, осторожно переворачиваясь на бок.

– Сказал ведь, сам пойду.

Свернувшись калачом, он ловко продел ноги сквозь путы рук. Вцепившись зубами в узел, Рыжий быстро распустил его, насмешливо пробормотав:

– Хорошо хоть на дыбе не растянули. – Отбросив прочь веревку, он принялся растирать затекшие кисти, озираясь во тьме. – И как это меня угораздило? На мякине провел, негодяй воевода. Выеденного яйца его слово не стоит! Эй, стража, за что честного человека в темницу упекли?!

Волхв замолчал, наконец-то разглядев в темноте что-то похожее на человека. Изможденный грязный оборванец беззубо улыбался ему из темноты.

– Не кричи, честный человек, беду накличешь. Сейчас стража явится, бока тебе намнет. Да и нам на орехи перепадет, за компанию. Кхе-кхе! – Старик хрипло закашлялся, загремев кандалами. – Тут все честные. В Хорезме темница – единственное место для честного человека. Все остальные на торгу, честь за куны продают.

Рыжий нахмурился, прислушиваясь к словам несчастного.

– За что тебя посадили, дед?

Старик вновь закашлялся, едва лишь зайдясь смехом.

– Какой же я тебе дед? Мне, парень, лишь четыре десятка стукнуло. Шестой год тут в темноте гнию. Тут не то что дедом – ишаком станешь! Ты, мил человек, радуйся, что в кандалы тебя не заковали. Может, еще казнят, если повезет. Лучше смерть, чем так мучиться, как мы...

Волхв нахмурился, наконец-то разглядев в кромешной тьме несколько лежащих на грязной соломе людей. Все они были разных возрастов, от мальчишек до стариков. Их взгляды сквозили обреченностью и тоской, словно измученные заключением души утратили всякую надежду на освобождение. Разговорчивый узник придвинулся ближе, тихо продолжив свой рассказ:

– А за что посадили, мил-человек, я и сам не знаю. Никто из нас своей вины не ведает. – Узник грустно вздохнул, криво усмехнувшись. – Хорезм – город особенный. Царь Сиявуш честь и совесть на золото променял. Да и воевода вместе с ним – рука руку моет. Не станет пес на хозяина лаять, если миска полна. Тати народ честной грабят, воеводе мзду платят. Потому и свободны. А честный человек, трудом своим зарабатывающий, в темнице гниет. Кузнецом я был хорошим. Мечи ковал, плуги, подковы, ножи правил, кольчуги ладил. На торгу за свою работу я никогда втридорога не драл. В общем, перешел купцам дорогу. Кошель они мне чужой в лавку подкинули да со стражей нагрянули. Вот теперь и гнию в темнице, смерти своей, словно освобождения, дожидаясь.

Узник умолк ненадолго, погрузившись в свои мысли, затем добавил, вздохнув:

– Тут все такие, мил-человек. Потому и говорю с тобой об этом, ибо не можешь ты разбойником быть. Те сюда не попадают.

Волхв подсел к узнику, принявшись неторопливо разминать свое тело. Пальцы, кисти, руки, ноги, возвращая к жизни каждую мышцу.

– То-то я в вашем Хорезме мастеровых не видал. Ни гончаров, ни кузнецов. Теперь ясно. Царя менять надобно!

Узник цепко схватил его за руку, зашипев в ответ:

– Правду говоришь, мил-человек. Только на кого его поменяешь, на другого кровопийцу? – Узник замолчал, прислушиваясь к раздавшемуся скрипу несмазанных петель. Топот ног оповестил о приближающейся страже. – Ого! Человек десять идет, не меньше...

Прислушавшись, Рыжий удовлетворенно кивнул:

– За мной пожаловали. – Быстро поднимая брошенную веревку, он принялся мотать ею руки, покорно скрестив их за спиной. – Слышь, друг. Ну-ка узелок детский затяни, такой, чтоб легко распускался. Да конец мне в ладошку сунь.

Дверь темницы со скрипом распахнулась, и огромный воин из личной стражи Сиявуша больно пнул Рыжего ногой.

– Вставай, оборванец! Тебя сам царь Хорезма видеть желает.

Рыжий с трудом поднялся на ноги, недовольно покосившись на здоровяка. От пинка стражника заныли ребра, словно его ударили дубиной.

– А ты здоров, как я погляжу, – прошептал волхв, глядя на стража снизу вверх. – Только и поздоровей видали.

Схватив Рыжего за шиворот, огромный надзиратель буквально вынес его из темницы, расхохотавшись:

– Легонький. И как это ты воинам на торгу ребра намял? – Страж грубо толкнул пленника в спину, указывая дорогу.

Волхв усмехнулся, тихо пробормотав под нос:

– А я потом покажу, – он беглым взглядом окинул стражу, насчитав десяток огромных воинов, – если получится. Уж больно вы откормились на царской службе.

* * *

– Как звать тебя?