Дожить до рассвета

– Пейте и гуляйте, люд честной! – Народ откликнулся многоголосым хором, восхваляющим княжью щедрость. Велислав перевел свой насмешливый взгляд на Ура: – А ты говоришь, я о простом люде не пекусь. Да неужто ты думаешь, что они теперь супротив меня слово молвят? То-то, Ратибор! Мудрый ты чародей, разумный. Только иногда и у разумных ум за разум заходит. Стар я уже, многое на своем веку повидал. Не во дворце я родился, Ратибор, а в обычной избе. Потому и вижу я эту жизнь не в радостном свете, как тебе того хочется. А вижу я ее такой, какая она на самом деле: из грязи и слез замешанную да медовухой приправленную. Прислушался бы ты к моей просьбе. Один год свободы от податей прошу.

Со стороны казарм раздался крик испуганного воеводы, сломя голову бегущего к княжьему дому:

– Убе-е-ег! Убег, проклятый!!!

Велислав вскочил со своего трона, гневно сверкнув глазами:

– Как так убег?! Сгною, скотина!!!

Ратибор расхохотался, прекращая переговоры, и быстро направился к кораблю. Взойдя по трапу, он обернулся к князю, прокричав:

– Хитер ты, Велислав, только к Вече все одно готовься. Не затмить тебе людской разум хмелем медовым! – Взмахнув руками, Ур прошептал заклятье, и выставленные князем бочки с медовухой лопнули, разлетаясь по дощечкам. Ратибор взглянул на Малюту, быстро отдавая команды. – Тысяцкий?! Найти беглеца. С корабля сигнал подам: куда молния ударит – там и след его. Живым взять старайтесь!

Ладья быстро взмыла ввысь, вознося рассерженного Ратибора к небесам. Внимательно окинув взглядом окрестности, Ур начал ворожить, пытаясь отыскать след Лиходея.

Малюта бросился к рассенским казармам, откуда недавно прибежал воевода. Выхватив меч, медведич громко выкрикивал команды прибывшей с ним сотне воинов:

– За мной, Дружина! Живым приказано брать! Десяток к воротам, остальные за мной!

...Лежа в темнице, Лиходей терпеливо ждал помощи, прислушиваясь к голосам переговаривающихся наверху стражников.

– Глянь-ка, ладья по небу летит! Неужто сами Уры в гости пожаловали?

Стража задрала головы к небесам, восхищенно наблюдая за летящим кораблем.

– Да, брат, видать, знатную мы птицу поймали. Как думаешь, может, сам Правитель за ним прилетел?

Второй из стражей деловито причмокнул, назидательно возразив, словно был докой в подобных вопросах:

– Не! Никак не Правитель. Кабы он сам пожаловал, то корабль бы, словно солнце, сиял. У меня дед когда-то самолично Правителя видал. Ну, то было, когда он в Сварожьей Дружине служил. Потому и мне сказывал, как его корабль распознать.

Первый страж прыснул смехом, пристыживая напарника:

– Ты ври, да не завирайся! Когда это твой дед в Сварожьей Дружине служил? Да каждый рассен знает, что твой дед всю жизнь по лесам с разбойниками хоронился, купцов обирая.

Напарник обиженно надул губы, нахохлившись, словно петух:

– Ага. А ты побольше людей слушай, глядишь, может, и о жинке твоей чего скажут.

– Чего скажут? – насторожился первый.

– А чего скажут, того и скажут, ты, главное, верь всему. Дурила! У людей язык – что помело. Нагородят огород, а ты разбирайся, что правда, а что брехня. – Стражник на мгновение умолк, удивленно вглядываясь в приближающуюся Мороку. – Глянь-ка, жинка самого воеводы пожаловала.

Подойдя к страже, Морока деловито уперла руки в бока:

– И чего вы тут стали? Воевода всех воинов на площади собирает, прибавку к жалованью дают. Бегите скорей, пока князь расщедрился. – Заглянув в подпол, она беззаботно махнула рукой. – Ничего с вашим татем не станется. Колодки крепкие, веревки тугие. Бегите, сказала! Пригляжу я за вашим злодеем.

Стражники радостно покинули пост, быстро направляясь к площади и недоуменно переговариваясь:

– Ну и дела – кобыла телку родила! Чего это жена нашего воеводы такая заботливая? Не нравится мне это.

– Дурак ты, – сделал однозначный вывод второй, тот, что о подвигах деда заливал. – Она уж давно на меня глаз положила, еще когда у дома ее стражу нес. Там я ей и приглянулся. Вот и крутится теперь подле меня. Ох, и падка она до этого дела!

– Да ладно?!

– Точно тебе говорю! Только цыц! Коли воевода прознает...

Подобрав подол, Морока быстро осторожно села на край проема, вглядываясь во тьму каменного мешка.

– Жив, Лиходеюшка?

Ведьмак застонал, вновь посылая ей безмолвную мысль: «Помоги...»

– Сейчас развяжу тебя. Потерпи. – Колдунья сбросила в яму сверток с мечом, нерешительно глядя вниз. – Высоко-то здесь как, вдруг зашибусь?!

«Скорей!» – прозвучал в ее голове нетерпеливый призыв Лиходея. Морока спрыгнула вниз и тут же со стоном схватилась за вывихнутую лодыжку.

– Ай, ноженька моя! Подвернула... – слезливо всхлипнув, колдунья принялась шарить рукой в поисках брошенного меча. – Сейчас, Лиходеюшка, освобожу тебя...

Тяжело сопя, ведьмак перекатился к ней, подставляя руки, стянутые осиновыми колодками. Морока вставила клинок между колодками, налегая на меч всем своим весом. Колодки затрещали, и через мгновение ведьмак взмахнул руками, роняя на пол остатки наговоренных жрецами веревок и освобождаясь от оков. Вырвав изо рта кляп, он яростно зарычал, жадно вдыхая полной грудью: