... Андрей смотрел, а она подпрыгивала от нетерпения, и канючила "Дай бинокль, дай-дай бинокль", пока их не укусили муравьи -- сразу обоих, -- и тогда пришлось опустить стекла, и они сообразили, что диск надо заснять. Огненный укусил ее в нос, было ужасно больно, и нос распух, пока она меняла микрообъектив на телевик, стряхивая муравьев с аппарата. Андрею было лучше -- он просто повернул турель кинокамеры. Она сделала несколько кадров, тщательно прокручивая пленку, потом диск пошел к ним и повис прямо над головами, -- в шести метрах, по дальномеру фотоаппарата -- и в фодесе можно было различить, как мелькают и поблескивают слюдяные крылья, и весь диск просвечивает на солнце алым, как ушная мочка...
-- Ты встречал что-нибудь в этом роде? -- спросила Аленка.
-- Не припоминаю.
-- Но ты предвидел, да? Только и всего, и великий Шовен!
Они захохотали, с торжеством глядя друг на друга. Никто и никогда не видел на Земле, чтобы муравьи роились диском правильной формы.
Никто и никогда! Значит, не зря они угрохали три года на подготовку экспедиции, не зря клеили костюмы, парафинили двести ящиков со снаряжением и притащили сюда целую лабораторию, и обшарили десять тысяч квадратных километров по Великой Реке...
-- Я тебя люблю, -- сказал Андрей, как всегда не к месту, и Аленка процитировала из какой-то летописи:
-- "Бе бо женолюбец, яко ж и Соломон".
На Андрея напал смех. Они хохотали, а диск висел над головами, слегка покачиваясь, сильно и неприятно жужжа. Они до того развеселились, что второй приступ страха перенесли легко -- не покрываясь потом и не вытаскивая пистолетов. Но хохотать они перестали. И когда колонны Огненных двинулись к ним, шурша по тропе и между деревьями, они сначала не особенно удивились.
Но только сначала.
"Наверно, так видна война с самолета", -- подумала Аленка, и заставила себя понять -- почему появилась эта мысль. Муравьи шли колоннами, рядными колоннами, и наклонившись, она увидела сквозь лупу в забрале, что сяжки каждого Огненного скрещены с сяжками соседа. Скульптурные панцири светились на солнце, ряды черных теней бежали между рядами Огненных -- головы подняты, могучие жвалы торчат, как рога на тевтонских шлемах. Крупные солдаты до двух сантиметров в длину двигались с пугающей быстротой, но Аленка наклонилась еще ниже и увидела в центре колонны цепочку, ниточку рабочих с длинными брюшками и толстыми антеннами. Она сказала: "Андрюш, ты видишь?", а он уже водил камерой над самой землей и свистел.
Они снимали сколько хватило пленки в аппаратах, потом пытались переменить кассету кинокамеры, и в это время их атаковали сверху крылатые -другие, не из диска, -- и сразу покрыли забрала, грызли костюмы, и вентиляторы завыли, присасывая муравьев к решеткам, а снизу поднимались пешие, и Аленка испугалась. Она увидела, что Андрей судорожно чистит забрало, и он был весь шуршащий, облепленный Огненными, как кровью облитый, -- и тогда она выхватила контейнер из-за спины и нажала кнопку.
... Аленка закрыла глаза. Это был великолепный и страшный день, когда они поняли, что найден "Муравей разумный". Иной разум. После наступило остальное: работа-работа-работа, и умные мысли и суетные мысли... Но тогда, на тропе, было великолепно и страшно. Контейнеры стали легкими, а земля густо-красной, и по застывшим колоннам бежали другие, не ломая рядов, и тоже застывали слоями, как огненная лава. Когда ее контейнер уже доплевывал последние капли аэрозоля, муравьи ушли. Все разом -- улетели, отступили, сгинули, бросив погибших на поле боя...
Под настилом послышалось сопение, скрежет. Аленка посмотрела сквозь люк и сморщила нос. Здоровенный крокодил медленно протискивался между угловой сваей и лестницей. По-видимому, он воображал, что принял все меры предосторожности -- над водой торчали только глаза и ноздри, и он явно старался не сопеть и деликатно поводил хвостом в бурой воде. Над палаткой. раздалось оглушительное: "Кр-р-рокодилы! Кр-р-рокодилы!" -- попугай Володя орал, что было мочи, сидя на коньке палатки и хлопая крыльями. Крокодил закрыл глаза и рванулся вперед. Звук был такой, как будто провели палкой по мокрому забору -- это пластины панциря простучали по свае. Он не успел нырнуть -- Аленка навскидку всадила в него две пули, а Володя неуверенно повторил: "Кр-р-рркодилы?".
-- Позор! -- сказала Аленка. -- Какой ты сторож, жалкая ты птица?
Попугай промолчал. Он не любил стрельбы.
-- А я не люблю мыть посуду. Тем не менее дисциплина нам необходима как воздух. И еще я не хочу работать. Как ты на это смотришь?
-- Иридомирмекс [аргентинский муравей, в просторечьи -- "огненный"] -оживленно сказал попугай. Он почесал грудку и приготовился к интересной беседе, но Аленка сказала ему:
-- Цыц, бездельник. Давно известно, что это не Иридомирмекс, а Эцитон Сапиенс Демидови. Вот как. Остается только выяснить, Сапиенс он, или не Сапиенс.