И когда в каком-то американском романе было описано, как герой зашел в бар, бросил на цинковую стойку полдоллара и заказал двойной мартини, это казалось таким настоящим, подлинным… прямо Шекспир!
– Большая литература…
– Да. И только в Америке выяснилось, что меня больше интересует русская литература…
Это не случайный красивый поворот в беседе. Самоощущение писателя изменилось давно. Из письма Игорю Смирнову от 27 февраля 1985 года:
Я, например, был совершенно уверен, что являюсь бытовым стихийным западником, что, уехав в Америку, я буду с утра и до глубокой ночи слушать джаз, читать Хемингуэя с Фолкнером и пить кока-колу, не говоря о вестернах и жевательной резинке. В результате – никакой кока-колы, никакого Фолкнера, завидев титры вестерна и услышав их <…> волынки, или на чем они там играют, я выключаю телевизор. Рейган мне не нравится, князь Багратион оказался старым дураком, наши железные антикоммунисты вроде Саши Глезера вызывают у меня гадливый ужас, читаю я письма Карамзина и, положа руку на сердце, у меня нет ни одного знакомого американца, с которым бы я готов был встретиться не по необходимости, а по доброй воле.
Тут нет никакого пафоса. Просто оказалось, что русская литература – судьба Довлатова. Те книги, которые он писал, могли принести успех в среде американского читателя только при самом удачном, почти невероятном стечении обстоятельств.
Во-первых, жанр, в котором работал писатель, не пользовался большим успехом. Американцы по своей природе склонны к гигантомании. Все только самое большое и высокое: от размеров автомобилей, ресторанных порций до уровня преступности вызывает законное чувство гордости. Это же относится и к литературе. Ценя количество, американец уверен, что роман – оптимальное соотношение цены и качества в литературе. В переписке с семьей Владимовых писатель часто говорит на литературные темы. Расстояние способствовало хорошим отношениям. Снова отрывок из монументального письма Довлатова от 28 февраля 1984 года:
Рассказы я писал, но с расчетом на американские журналы и на дальнейшие американские издания в виде книг, не сборников рассказов, а именно циклов, которые можно путем некоторых ухищрений превратить в повести и даже романы, состоящие из отдельных новелл, превращенных в главы. Дело в том, что сборник рассказов здесь издать невозможно, времена О. Генри прошли, считается, что сборник рассказов в коммерческом смысле – безнадежное дело. Даже у здешних классиков сборник рассказов может быть только пятой или шестой книгой.
«Ухищрения» и «хитроумие» не могли скрыть «синтетическую природу» «романов» Довлатова. Но ведь у писателя был роман, который он привез из Союза. В первые эмигрантские годы он его пытался доработать. И снова письмо Владимову, но уже от 2 ноября 1985 года: