Я была в Армении задолго до знакомства с Довлатовым. После третьего курса Горного института я провела целое лето на практике в селе Цамакаберд, на озере Севан. Закончив полевые работы, я два месяца занималась обработкой полевых данных (камералкой) в Ереване. Память сохранила персиково-розовый город, звон цикад, аромат душистого горошка, разноцветные брызги подсвеченных по вечерам фонтанов. Особенно торжественным и прекрасным был город Эчмиадзин, духовный центр апостольской церкви армян, потому что летом 1956 года в то время, когда я там оказалась, из Румынии прибыл (ныне уже покойный, а тогда молодой красавец) католикос Вазген. Мне даже посчастливилось познакомиться с ним и с его наместником, восьмидесятидвухлетним архиепископом Серпазаном, племянник которого Вартан, скрипач Ереванской филармонии, был моим приятелем детства. Мы оказались в Эчмиадзине в день освящения кафедрального собора после капитального ремонта, сделанного на пожертвования американских армян. День был яркий и особенно сияющий. Суетились журналисты, звонили колокола, призывая к вечерней службе.
Архиепископ, высокий старец с аметистовым крестом на груди, поразил меня своим величием и простотой. На вопрос наглого репортера: «А вы верите-то в Бога, Серпазан-джан?» он с мягкой улыбкой ответил: «Мой Бог, мальчик, это моя совесть». Когда Вартан подвел меня к архиепископу, Серпазан спросил: «Вы замужем?» Услышав «да», он благословил меня и сказал: «Желаю вам быть прабабушкой». Ну что ж, моему правнуку Саше скоро исполнится год.
…Довлатов мог часами слушать армянские байки. Как-то я рассказала ему о буровом мастере Саркисе Амирджаняне, знаменитом в Цамакаберде тем, что он, как в добрые старые времена, похитил свою будущую жену. Саркис пригласил меня на двадцатую годовщину свадьбы, и за праздничным столом развлекал гостей рассказами о своей женитьбе на Анаит.
Саркис умыкнул Анаит из родительского дома, и ее четыре брата, исторгая смертельные угрозы и размахивая шашками, саблями и шампурами для шашлыков, носились на взмыленных лошадях, разыскивая парочку по соседним селам с целью отрубить Саркису голову, а сестренку Анаит навеки запереть в подвале. Однако, к вечеру в доме невесты были накрыты столы, и население Цамакаберда сообразило, что родители Саркиса и Анаит — добрые друзья, женитьба их детей была предрешена, и погоня с проклятиями представляла собой пышное театральное представление.
Несколько дней спустя Довлатов сочинил рассказ «Когда-то мы жили в горах». У меня было впечатление, что он только что с них спустился. Рассказ смешной и трогательный, удивительно точно передающий черты армянского характера: необузданный темперамент, простодушие, широту и гостеприимство. Некоторые фразы из этого рассказа стали в нашем кругу крылатыми. Например, герой спрашивает старую тетушку о здоровье:
— Хвораю, — ответила тетушка Сирануш, — надо бы в поликлинику заглянуть.
— Ты загляни в собственный паспорт, — отозвался грубиян Арменак.
Вот уже более сорока лет, когда кто-нибудь жалуется на здоровье, наделенные чувством юмора друзья рекомендуют заглянуть в собственный паспорт.
Почти каждая фраза этого рассказа — маленький музыкальный шедевр. Вслушайтесь:
Когда-то мы жили в горах. Эти горы косматыми псами лежали у ног. Эти горы давно уже стали ручными, таская беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть…
Когда-то мы жили в горах. Тучи овец покрывали цветущие склоны. Ручьи — стремительные, пенистые, белые, как нож и ярость — огибали тяжелые, мокрые валуны. Солнце плавилось на крепких армянских затылках. В кустах блуждали тени, пугая осторожных…
Шли годы, взвалив на плечи тяжесть расплавленного солнца, обмахиваясь местными журналами, замедляя шаги, чтобы купить эскимо. Шли годы…
Когда-то мы жили в горах. Теперь мы населяем кооперативы…