Доверься, он твой

Впрочем, Ксения и в этом случае осталась верна себе – покрыла все мраком тайны. Сочинила невероятную историю страсти, вспыхнувшей внезапно к незнакомцу якуту... Самое удивительное, ей поверили. Потому что придуманное вполне соотносилось с ее натурой.

Но ничего, явь откроется. Он позаботится об этом, уже скоро. Осталось ждать недолго: они договорились, что в восемнадцать лет их сын не только узнает правду, но и получит в собственное распоряжение то, что лежит на его счетах. Их два – в долларах и в евро. Оба в испанском банке. Процент мал, да надежность велика.

Все жаждут надежности. А дочь ее – образец надежности. Разве могла бы сама Ксения, как Катерина, перекрутить свою жизнь? Ради матери отказаться от мужа, от выбранной профессии, взять на себя брата? Нет, нет и нет.

Когда он узнал о болезни Ксении, первым порывом было забрать Федора. Он мог бы устроить парня куда угодно, хоть в Суворовское училище. Но запрет Ксении, о котором она объявила ему сразу после рождения ребенка, удерживал.

Он наблюдал за семьей издали. Он понял, дочь взяла брата на себя.

Вечный Друг долго размышлял, зачем Ксении понадобилась мистификация с якутским мужчиной. А не получила ли она кое-что от этой игры в прятки? Ее монография о якутском характере пошла нарасхват. Как не поверить профессору Улановской-Веселовой, у которой сын наполовину якут? А если бы она сказала, что он его сын? Не-ет, не то. Сегодня испанский характер не генеральная линия в ее науке.

Он злился на Ксению, но разве впервые? Она вызывала в нем еще и не такие чувства. С первого дня между ними начался бой – не быков: по своей хрупкости она не потянет на такое сравнение, но кентавров!

Когда Ксения поселилась в Доме на Каме, он едва не кинулся следом. Но удержался. Пускай думает, будто он не знает, где она.

Но доктору Верхотину позвонил. Ничего нового по сравнению с тем, что выяснил у московских специалистов, не узнал. Правда, доктор сказал, что никто не может с точностью до ста процентов диагностировать эту болезнь.

Вечный Друг сделал благотворительный взнос. Доктор оказался правильным мужиком, не положил деньги в карман, а потратил на автобус для лечебницы. Им бы еще дорогу построить, думал Вечный Друг, чтобы этот автобус не отдал Богу душу прежде времени.

Это можно сделать. Они на воде сидят, не на камской, а на родниковой. Если разливать ее в бутылки и представить как профилактическую от болезни Альцгеймера, то дорогу можно вымостить золотом.

Правильность его осторожного поведения подтвердила Ксения. Сама позвонила, сказала, что сейчас она в долгой и очень полезной во всех отношениях экспедиции. Он с трудом удержался от ехидного вопроса: а не набрела ли она на новую хлебную тему? Например, «Этнография и этнопсихология в аспекте болезни Альцгеймера». Или наоборот – «Влияние болезни Альцгеймера на этнопсихологию и этнографию».

Но он не успел додумать, как Ксения обрушила на его голову такое, что он чуть не упал со стула. Объявила: нужен муж. Конечно, он немедленно предложил ей себя. Но поспешил – муж нужен дочери, Катерине.

Он вздохнул. Да, Ксения на самом деле больна и, как всякий человек, начинает думать, с чем оставит близких, когда уйдет...

Но он никогда не был из тех, кто утомляет себя размышлениями. Вечный Друг родился в числе тех, кто много делает, причем сразу. Что ж, нужен Катерине муж – получите. Да какого! Хитрый ход с рыбками из Гаваны – и они уже в объятиях друг друга!

Он отложил карандаш. Но это он сделал в самом конце прошлого лета. Быстро и точно. Сейчас – начало лета нынешнего. Он знает, что Катерина и Вадим за это время много раз вместе ужинали, вместе завтракали. Но, черт побери, они слишком долго тянут с последним словом перед... договором. Договор не приговор... Он усмехнулся.

Ксения требует ускорить результат, а также приступить ко второй части ее плана.

Он взмахнул рукой, карандаш скатился со стола и полетел на пол. Вечный Друг проследил, как он споткнулся о напольную вазу с агавой. Это растение напоминало ему о родине далеких предков по матери. Вот кто совершал поразительные броски: испанские конкистадоры – в Латинскую Америку. Их потомки, окончив университет в Каракасе, – в Барселону. А после его дед с сыном перелетели в Россию.

Он встал, подошел и потрогал лист. Колючка царапнула, он поморщился. Ксюр всегда, до седых волос, будет Ксюр. Он придумал ей это имя.

– Ты знаешь кто? Ксения сюрреалистическая, – сказал он ей. – Я буду называть тебя Ксюр.

– Ты уверен, что в реалистические рамки я не вмещаюсь? – Глаза ее сияли бледно-зеленым светом.

– Куда тебе! Мой великий земляк Сальвадор Дали оценил бы тебя. Но у него уже есть своя муза...

Он прошелся по комнате, потирая руки. Потом остановился у окна, оно выходило в зеленый дворик, странно тихий для центра Москвы и похожий на старый московский. Выпрямился.

Но если он правильно понял, то Катерина не спешит выходить замуж. Опыт первого замужества, отягощенного болезнью матери, юным братом, завершился печально.