Доверься, он твой

Катерина навсегда запомнила, как горько-прегорько плакала на бабушкиных похоронах Ольга Петровна, младшая подруга, как называла ее Варвара Александровна. Обнимая Катерину похолодевшими руками, Ольга Петровна всхлипывала:

– Ничего, ничего... Теперь ты будешь моей внучкой, девочка.

Катерина не очень-то понимала, что имеет в виду бабушкина подруга. Но Ольга Петровна видела, а еще лучше чувствовала свалившееся на Катерину одиночество. Ее растила не мать, а бабушка и дядя Миша.

– В любой миг, как только что-то тебе нужно, лети ко мне. Я буду любить тебя, как люблю своего внука.

Катерина была не из числа тех, кто при первой трудности кидается к кому-то за помощью. Она старалась справиться сама.

Ольга Петровна звонила часто, звала к себе на праздники. А когда мать уезжала в командировку, забирала Катерину к себе.

Катерина приходила к ней в Ботанический сад, она узнала туда дорогу еще при бабушке. Это было любимое место Варвары Александровны во всей Москве. Она умела обходиться не только с астрами – по своей природе Варвара Александровна была садоводом.

Разница в возрасте не мешает людям, когда они любят одно и то же. Не мешала она и Варваре Александровне дружить с Ольгой Петровной, которая годилась ей в дочери.

Ольга Петровна помогла Катерине определить мать в Дом на Каме. Дело не в том, что она указала, куда лучше всего поместить заболевшую Ксению Демьяновну. Здесь иное, нечто более важное: Катерина ждала разрешения совершить этот шаг. Она его получила.

Болезнь матери началась неожиданно. Однажды, выходя из спальни в гостиную, Ксения Демьяновна остановилась, огляделась и сказала, глядя поверх головы Катерины:

– А где это я? Я жила не здесь.

Голос звучал ясно, но как-то чересчур звонко. Катерина вздрогнула и подняла голову от книги.

Мать мягко ступала по ковру мохнатыми тапочками с шерстяными помпонами на носках.

– Не-ет, это не я жила здесь. Я это знаю. Меня украли.

Катерина, холодея всем телом, заметила, как вибрирует голос матери. Он как будто преодолевал какое-то препятствие. Она отодвинула книгу. Это был учебник по химии. Зачет назначен на вечер, в неурочное время: преподаватель только утром вернулся из командировки. Она хотела воспользоваться лишним часами, но сейчас уже не думала об этом.

– Не-ет. – Голос матери перешел на шепот. – Я должна убежать отсюда.

Катерина не знала, что делать. Заглянув в глаза матери, она почувствовала, как холод проник под блузку. Мурашки побежали по телу. Ей показалось, они прихватили с собой прежнюю жизнь. Немигающие, какие-то белесые, а не голубые, глаза матери, бледные щеки и лоб в испарине.

– Мама, тебе нехорошо? – спросила как можно более спокойно Катерина.

– Я куда-то сейчас денусь, – бормотала мать, не глядя на дочь, она не слышала вопроса. – Я... денусь-оденусь-переоденусь... – Катерина леденела от ужаса. – Вижу. Я вас вижу. – Мать подняла руку и указала на шкаф. – Твои детки. Какое хорошее место нашли. Всех видят, а их – не все. Я одна их вижу. В буфете им хорошо. А этот кто? – махнула в сторону окна. – Он-то здесь откуда? – Она слегка пошатнулась, глаза не моргали. А рот расплывался в улыбке. – Ну да, самое прекрасное место. Дядя Миша говорил: главное – найти место силы. Знаешь, – она резко повернулась к дочери, – он сильный, он такой сильный, он нашел место силы и дал мне почувствовать его. Я никогда не перепутаю место силы и место... слабости? Нет, не так. – Она трясла слипшимися русыми волосами. – Он называл плохие места... Ох, я забыла слово... Забыла... – Она умолкла, посмотрела в окно. Потом обычным голосом сказала: – Хорошая погода. – Помолчала. – Но к вечеру пойдет дождь.

– Дождь? – повторила Катерина с отчаянием в голосе. – Но на улице зима! Сегодня шестнадцать градусов мороза, мама!

– Не кричи на меня, – раздраженно предупредила мать. – У тебя рыбья кровь, а у меня тридцать три градуса тепла! – Мать захихикала. – Я иду плавать. – Она пошла в ванную.

Катерина судорожно схватила сумку, бросила в нее учебник, прижала к груди. Тревожно грохотало сердце.

Ей надо бежать.

Ей нельзя бежать.

Ох, а Игорь в командировке, вспомнила она. А если бы он был дома, что тогда? Известно что. Он сказал бы: «Я не доктор. Я только кошелек для доктора».

Катерина сидела в обнимку с сумкой. Она заметила что-то странное, когда мать приехала из последней командировки. Ксения Демьяновна снова летала в Якутию, эту особенную для нее страну. Катерина знала, что такое этот край для всей семьи Соломиных-Улановских-Веселовых. Минутами мать словно уплывала куда-то, ее голос замирал посреди фразы. А потом она возвращалась из своего ниоткуда и снова становилась прежней.

Катерина сгребла со стола плейер, который слушала в метро, бросила в сумку. Вряд ли она включит его сегодня, но, стоит его нацепить, никто не станет задавать никаких вопросов. Она научилась у Федора. Брат даже ходил дома в наушниках, показывая тем самым, что обращаться к нему бессмысленно. Однажды, сдернув с его головы наушники, не в силах докричаться, Катерина обнаружила, что в них – тишина. Они лишь способ остаться с самим собой наедине.