Доверься мне (ЛП)

Точно. Мой восьмидесятитрехлетний лучший друг и моя… Оливия… возможно, сегодня создали импровизированный книжный клуб. Они начинают с какой-то книги под названием «Следуй за мной в темноте» или что-то в этом роде. У меня нет ни малейшего желания в это ввязываться, разве что, очевидно, там завязаны глаза, так что, может быть.

Но все равно:

— Мой громовой меч — самая впечатляющая вещь, которую ты когда-либо видела.

Она откидывает голову назад, широкие глаза упираются в мой взгляд, и между нами повисает тишина. И она начинает громко смеяться.

— Только не говори, что ты называешь свой член громовым мечом.

— Я именно так и называю свой член, громовой меч. Знаешь почему, Олли? Потому что он приносит гром, — я беру ее за подбородок. — Мне не очень нравится, что ты смеешься сейчас.

Поджав губы, она делает вид, что запирает их и выбрасывает ключ.

Смеясь, я обхватываю ее руками, прижимая к себе чуть крепче, и смотрю на горы, на звезды, что раскрашивают небо.

— Я рад, что он тебе понравился. Он один из моих лучших друзей.

— Это заметно. Вы двое, кажется, очень близки. Вы знакомы всю твою жизнь?

— Чуть больше семи лет, — бормочу я. — Он спас мне жизнь, — слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их остановить, и я не уверен, стоит остановиться, или продолжить. Немногие знают, как Хэнк появился в моей жизни — лишь моя семья и мои лучшие друзья.

— Ты говорил, что это сделала его жена.

Потому что это так. Возможно, я никогда не встречался с Ирландией, но она спасла мне жизнь, в тот самый день, когда Хэнк нашел меня. И я ни на секунду не сомневаюсь, что так оно и было.

— Ты не обязан говорить мне, Картер. У тебя есть личные границы, и ничего страшного, если это одна из них.

Но что, если я не хочу иметь никаких границ? Что, если я хочу показать ей всего себя?

— В тот день, когда я познакомился с Хэнком, мой отец попал в аварию. Было пять утра, а водитель был пьян с вечера, — мое горло сжимается, когда что-то тяжелое оседает глубоко в груди. — Он погиб от столкновения.

Оливия садится, прикладывается щекой к моей груди и касается рукой моего сердца, и все мои сомнения о том, показывать ли эту часть себя, исчезают. Если я хочу, чтобы она узнала меня, то это, возможно, самый важный пазл моей головоломки.

— Следующим вечером я должен был играть в Калгари. Отец собирался приехать посмотреть, потому что это была моя первая игра в качестве помощника капитана. Я предложил ему лететь самолетом, но он сказал, что хочет проехаться по живописному маршруту. Я должен был… я должен был заставить его.

Оливия прижимает поцелуй к моей ладони.

— Это не твоя вина, Картер.

— Я знаю это, но иногда трудно не думать так. Особенно в тот день, — единственный человек, который когда-либо винил меня в смерти отца, — это я сам. Это тяжелый груз, который нужно нести на своих плечах, даже если я не тот, кто решил сесть за руль после того, как пил всю ночь напролет. Черт возьми, я видел боль и сомнение в глазах моей сестры, которая задавалась вопросом, был бы наш отец все еще здесь, смог бы он однажды повести ее к алтарю, если бы не я и моя игра в хоккей.

— Была полночь, когда тело моей мамы окончательно отказалось функционировать. Я отнес ее в кровать и сидел с сестрой, пока она плакала во сне. А потом я… я вышел. Один. Я не хотел нести ответственность за них, ведь я не знал, как позаботиться даже о себе. Хэнк оказался там. Отпускал долбаные шутки про слепых. Я пытался не обращать на него внимания, но он продолжал бросать в меня скорлупу от арахиса каждый раз, когда я начинал дремать, — я взволнованно провел рукой по волосам. — Я был просто…

— Раздавлен, — шепчет Оливия.

— Да, — мой голос ломается, когда я крепче обнимаю ее. — Просто человек с разбитым сердцем. Я не думал, что он догадывается, кто я такой. Он не мог видеть, в конце концов. А потом я принял самое глупое решение в своей жизни. Я встал и схватил ключи от машины.

Оливия нервно вдыхает, и я замечаю, как по ее щеке ползет слеза. Она быстро смахивает ее.

— Хэнк резко ударил своей тростью по моему колену, а потом ударил ее концом в мой живот. Я точно помню, что он сказал мне потом.

Я вспоминаю момент, тот, который спас жизнь мне, и, возможно, многим другим. Я помню, как эти светло-голубые глаза смотрели на меня. Это была ярость, которую я видел в Хэнке только однажды, когда он соскользнул с табурета, его руки медленно двигались по моей груди, пока он не нашел горловину моей рубашки и не схватил ее.

— Я знаю, что вы не собираетесь садиться за руль, мистер Беккет, — сказал он. — Вы слишком много выпили и слишком много потеряете. Здесь есть люди, которые зависят от вас. Не принимайте глупого решения, о котором вы будете жалеть всю оставшуюся жизнь, если вообще доживете до этого. Не принимайте это решение лишь потому, что вам сейчас больно.

Тихие слезы текут по лицу Оливии, когда она поворачивается ко мне, пальцы впиваются в мою челюсть, и она оставляет самый нежный поцелуй на моих губах.