Доверься мне (ЛП)

— Всем пофиг на твое лицо, Картер.

— Что ж, позволь не согласиться.

— Да у тебя просто самооценка с Северную Америку, и ты любишь поспорить, — он обнимает меня и Эммета, притягивая нас поближе, и кивком головы подзывает Гарретта. Улыбаясь в камеру, он спрашивает: — Что бы вы хотели узнать?

Следующие несколько минут мы стоим, пока Адам подробно рассказывает об истории возникновения проекта «Семья» — о приемных родителях, которые с распростертыми объятиями полюбили его, дали ему второй шанс на жизнь и семью, и о том, как его непродолжительное пребывание в приемной семье привело к сегодняшнему дню.

— И Картер, — обращается к нему репортер Трейси. — Похоже, сегодня нам осталось всего пятнадцать сотен долларов до цели в двадцать тысяч долларов. Когда цель будет достигнута, вы должны сделать кое-что особенное, не так ли?

Я положил руку на грудь.

— Пирог в лицо — это цена, которую я только рад заплатить.

Гарретт фыркает мне в ухо.

— Такой скромняга.

Внезапно за плечом оператора я замечаю волосы оттенка темного шоколада и карамели, и наклоняюсь влево, к Гаррету, наблюдая за темноволосой красавицей, прогуливающейся по тротуару.

— Ну, будь я проклят.

Трейси бросает на меня недоуменный взгляд.

— Что, простите?

— О, ничего. Я просто… — я смотрю, как Оливия исчезает в маленькой пекарне, и высвобождаюсь из спутанных рук моих товарищей по команде. — Мне нужно кое с чем разобраться. Ребята закончат.

Быстро посмотрев по сторонам, я перебегаю улицу. Колокольчик над дверью пекарни звенит, когда я распахиваю ее, но Оливия не поднимает глаз, чтобы посмотреть, кто к ней присоединился. Она слишком занята — с тоской смотрит на витрину с десертами, одна рука прижата к стеклу, другая сжимает кошелек.

— Что-нибудь еще? — спрашивает мужчина за прилавком, складывая пирожное в белую коробку.

— Эм… — ее пальцы барабанят по коричневому кожаному бумажнику, и она качает головой. — Нет, я…

— Вот черт. Это чизкейк «Орео»? Я бы с ним разделался. Нам два кусочка, пожалуйста.

Оливия оборачивается, в ужасе хватаясь за горло, и испуганно отскакивает от моей груди.

— Господи Иисусе, Картер, — она бьет меня по плечу. — Ты напугал меня. Что ты здесь делаешь? — она улыбается пекарю, доставая из бумажника пятидолларовую купюру. — Без чизкейка, пожалуйста.

Я протягиваю свою карту.

— С чизкейком, пожалуйста.

— Картер…

— Почему у тебя только одна булочка с корицей? — спрашиваю я, заглядывая в коробку на прилавке, пока мужчина нарезает чизкейк.

Боже, Оливия так часто краснеет. Не знаю, с чем это связано, но это чертовски мило, особенно когда она накручивает прядь волос на палец.

— Моя мама всегда делала их в рождественское утро. Я не знаю, как их делать, поэтому покупаю каждый год.

— Ты собираешься продержаться целых два дня без еды? Как?

— Потому что у меня есть… — она делает паузу, чтобы нахмуриться, когда я отрываю кусочек и кладу его в рот, — самообладание.

— О, только не у меня, — бормочу я, затем проглатываю. — Черт возьми, как вкусно, — я беру еще один кусок и одобрительно киваю смеющемуся надо мной человеку за прилавком. — Нам всю оставшуюся часть, пожалуйста, — я улыбаюсь раздраженному, но, как ни странно, неудивленному лицу Оливии. — Ты отлично выглядишь.

Она осматривает свой наряд — леггинсы и толстые кожаные ботинки, безразмерная толстовка под распахнутым шерстяным пальто, и, как вы уже догадались, краснеет.

Я легонько дергаю ее за волосы.

— Больше всего мне нравится шапка, — я хихикаю, когда варежка выпадает из ее кармана, и беру ее за одно из висячих ушей. — И щенячьи рукавички.

Она забирает коробки у мужчины с улыбкой и огромной благодарностью, и выходит за мной на улицу.

— Твоя мама больше не печет булочки с корицей в Рождество? — спрашиваю я, предлагая ей половинку своей. Она качает головой, и я пожимаю плечами, запихивая оставшуюся часть в рот и слизывая с пальцев липкую творожно-сливочную глазурь.

— Мои родители живут в Онтарио, мы не видимся на Рождество.

— А ты не можешь их навестить?

— Я могла бы, но они пенсионеры и всю зиму в путешествиях. Мой брат живет здесь, поэтому я справляю праздник с его семьей.

— Ты проводишь рождественское утро в одиночестве? — мне это не нравится. Почему бы ей не провести весь день со своим братом? Или может с Карой и Эмметтом? — Разве это не одиноко?

Она поднимает плечо и опускает его.

— Я привыкла к этому, — ее взгляд скользит вниз по моему телу, затем снова вверх. — Что ты здесь делаешь, Картер?

Я киваю на праздник через дорогу.

— Занимаюсь благотворительностью.

— И что ты тут забыл?

— Ну, я увидел, как ты идешь, и подумал… — я неловко почесал висок. — Почему ты сбежала в пятницу? — что-то неуютное и чужое скручивает мой живот. — Я думал, мы пойдем перекусить.

Оливия пристально смотрит на меня.

— Ты серьезно? Это ты бросил меня.

— О чем ты? Ты ушла, ничего не сказав.

Она закатывает глаза.

— Потому что я вернулась из уборной, а на тебе висела другая женщина, Картер!