Оливия смотрит в мою сторону, и я улыбаюсь. Она награждает меня ее фирменным закатыванием глаз, прежде чем отходит от меня в сторону. Это здорово — это дает мне возможность разглядеть ее. Не то чтобы я не делал этого уже тысячу раз за сегодняшний вечер — трудно отвести взгляд, когда она сидит с таким видом, будто хочет сорвать с меня всю одежду. Если она думает, что я не заметил, то она ошибается.
Я не могу не осматривать ее тело. В этом наряде она бесподобна: обтягивающая майка, кремовая кожа, выглядывающая над поясом рваных джинсов, клетчатая рубашка, низко завязанная вокруг бедер, и, вишенка на торте — конверсы на ногах.
Я слежу за положением ее бедер, когда она выпячивает одно из них, и мой взгляд падает на ее шикарные сиськи, когда она скрещивает на них руки. Я бы не отказался от них сегодня вечером.
Когда она осуждающе поднимает одну бровь, я улыбаюсь.
— Что? Тебе можно смотреть, а мне нет? — я подпираю подбородок кулаком. — Это называется двойные стандарты, Оливия. Гендерное равенство и все такое.
Ее губы поджимаются, словно она изо всех сил старается не улыбнуться. Я бы хотел, чтобы она улыбнулась. Я застал ее за этим занятием с Карой во время игры, и это озарило светом все пространство. Хотел бы стать причиной ее улыбки.
Она все еще молчит, поэтому я продолжаю на нее смотреть, наблюдая за тем, как она извивается под моим пристальным взглядом. Она совсем не похожа на тех женщин, которыми я обычно окружен. Эти женщины любят красоваться. Каждый взгляд, брошенный в их сторону, только разжигает их интерес. Оливия, похоже, хочет спрятаться под барный стул и умереть, что просто безумие — она должна купаться в таких взглядах везде, куда бы она ни пошла.
Протягивая руку, я касаюсь пальцами манжета мягкой фланелевой рубашки, обернутого вокруг ее пояса, наслаждаясь тем, как ее мышцы сжимаются от близости моей руки.
— Как это работает — твой наряд в прошлые выходные был невероятным, но в этом ты выглядишь еще лучше? — взявшись за оба рукава, я притягиваю ее к себе. Она охотно повинуется, думаю я, ее пальцы скользят по моим предплечьям. — Клетчатая рубашка, рваные джинсы и конверсы.
Она смотрит на меня из-под невероятно густых ресниц, и это только усиливает действие
— Если бы я не знал тебя, я бы подумал, что, закусывая губу ты отчаянно пытаешься сдержать улыбку. Ну же, Лив. Выпусти ее наружу. Пусть этот плохой мальчик засияет.
Улыбка Оливии расплывается по ее лицу, скорее всего, сама по себе. Она издаёт милейшее хихиканье, прежде чем прикрыть рот ладонью.
— О, черт — шепчет она, отворачиваясь.
К несчастью, в этот момент подходит бармен и ставит перед ней два стакана пива. Ее лицо озаряется, когда она тянется к заднему карману, но я кладу купюру и хватаю пиво, с легкостью стирая все следы улыбки с ее прекрасного лица.
— Эй! — хмурится Оливия. — Что ты делаешь? Это для меня и Кары.
— И ты получишь их обратно после того, как уделишь мне время.
— Я ничего тебе не должна, и уж точно обойдусь без того, чтобы ты платил за мои напитки, — кулаки упираются в бока. Ее карие глаза опасно щурятся. Оливия удивительно яростно заявляет. — Знаешь, у меня так то есть работа.
— За твою работу платят тринадцать миллионов в год?
— Меня не впечатляет твоя зарплата.
Кажется, ей действительно наплевать. Тем не менее, она тянется к напиткам, подпрыгивает и трется об меня, когда я держу их над ее головой.
— Чем ты вообще занимаешься? — мои плечи напрягаются от вопроса, потому что обычно я его не задаю. Как правило, обычно я спрашиваю о том, насколько грубо, как быстро, сверху или снизу.
Оливия что-то бормочет, что я не могу разобрать, но
— Просто забей. Я отнесу напитки за столик, — она беспомощно вскидывает руки вверх, словно закончив общение со мной.
Но я-то не собираюсь оставлять эту женщину в покое. Вот почему я отстаю от нее всего на шаг, когда она идет обратно к столику.
— Ты назвала меня бабником? — спрашиваю я, оказываясь рядом с ней, ссылаясь на конец ее разговора с Карой.
— Я бы никогда тебя так не назвала, — настаивает она, выхватывая пиво у меня из рук.
— Да, — Кара с улыбкой принимает свой напиток. — Она назвала тебя
Оливия прячет свою виноватую улыбку за своим бокалом.
— На самом деле все еще непристойнее.
Я легонько щипаю ее за локоть.
— Ты маленькая вредина, не так ли?
—
— Я как щеночек, — говорю я ей.
— Раздражаешь, необучаем и требуешь много внимания?
Я наклоняюсь к ней, понижая голос.