Доверься мне (ЛП)

Картер завершает объезд эффектно, отрывая одну ногу от льда, и замечает центрального нападающего другой команды, который летит к нему, намереваясь впечатать его прямо в борт. Но Картер удивительно спокоен.

Своей клюшкой он отрывает шайбу ото льда, уклоняется влево, разворачивается на полпути и забрасывает шайбу прямо над плечом вратаря.

Арена превратилась в чертов зоопарк. Все мы плачем, даже Хэнк, а Картера повалили на землю, и вся его команда навалилась на него сверху. Адам проносится по льду, отбрасывая клюшку, перчатку и капу в сторону, когда он последним прыгает на всех сверху.

Серьезно, я не могу перестать плакать. Я жалею, что позволила Каре накрасить меня. Я вытираю щеки, и мои пальцы измазываются в туши.

Кара завывает. Рыдает.

— В следующие выходные я позволю этому мужчине зачать во мне ребенка, — рыдает она, ударяя по стеклу. — Я люблю тебя, Эмми! Я люблю тебя и твой большой, волшебный член, детка!

Мы смотрим, как по льду раскатывают ковер, как обе команды выстраиваются рядом с ним. Выносят Кубок Стэнли, ставят его на стол, а на арене воцаряется тишина, до нас доносятся лишь редкие крики и свист, отражающиеся от высоких потолков. Картер получает возможность наградить самого ценного игрока.

— В этой команде важен каждый парень, — начинает он в микрофон. — Каждый из нас. Но мы бы не были там, где мы сейчас, если бы не этот парень, — он указывает на Адама, который в шоке делает шаг назад, ребята подталкивают его обратно. — Дамы и господа, встаньте на ноги ради лучшего вратаря в мире!

— Кортни проебала его, — хмыкает Дженни.

Кара хлопает в ладоши.

— Это точно.

Когда «Ванкуверские гадюки» остаются одни на льду, первым в руки кубок берет капитан. Картер тянется к этому огромному, блестящему серебряному трофею, но останавливается, его руки зависают в воздухе.

Он медленно поворачивается, его взгляд находит мой, и он начинает скользить по льду ко мне. Он открывает дверь в туннель, жестом приглашая меня, и мои щеки пылают. Это его достижение, я не хочу ничего у него отнимать.

Но все равно иду к нему, потому что не могу ему сопротивляться.

— Поздравляю, малыш, — шепчу я, улыбаясь ему и смахивая слезы.

Он манит меня пальцем.

— Иди сюда, — он берет меня за подбородок. — Спасибо.

— За что?

— За то, что заставила меня почувствовать, что я могу достичь всего, если буду работать достаточно усердно. Это потрясающе. Все, о чем я мечтал в детстве. Но именно ты делаешь мой мир полным, — он прикасается своими губами к моим. — Я люблю тебя.

Он подмигивает, улыбается мне, и возвращается на лед. Мое сердце в груди разрывается, когда он поднимает кубок над головой, испуская дикий, безудержный вопль, которому вторит вся арена.

ГЛАВА 47

ПРОКЛЯТЫЙ ГАЛСТУК ОЛИВИИ

— О, Черт. Черт. Черт, черт, черт.

Я открываю одно веко и захлопываю его, когда солнце пытается прожечь дыру прямо в моем глазном яблоке.

— Детка?

Я провожу рукой по матрасу, и обнаруживаю пустоту. Он все еще теплый, как будто она была здесь мгновение назад, и я все еще слышу ее, но где она?

— Детка, — зову я снова, густо и хрипло. — Вернись в кровать.

Ноги шлепают по кафелю, а Оливия выплевывает ругательства, что странным образом напоминает мне утро Нового года.

— Прекрати, — хнычу я, переворачиваясь и зарываясь лицом в подушку. — Мне это не нравится. Это напоминает мне об утре, когда ты меня бросила.

— Картер, — плачет она, и я слышу, как захлопывается сиденье унитаза. — Я не… — ее слова замирают вместе с ее вздохом, но она ничего в итоге не произносит, и когда я смеюсь, она начинает кричать. — Ты что, серьезно, блять… — рвотный рефлекс, — смеешься надо мной… — двойной рвотный рефлекс, — прямо сейчас?

Я падаю на спину, проводя рукой по волосам. У меня пересохло во рту, голова раскалывается, и, хотя я чувствую себя как дерьмо, я не думаю, что когда-либо был так счастлив.

— Тебе нужно научиться пить лучше, малышка Олли.

— Во мне пять футов один метр! — кричит она, а потом ее рвет. — Я выпила столько же, сколько и ты!

— Точно. Ты можешь у меня кое-чему поучиться.

— Я тебя ненавижу, — всхлипывает она в унитаз.

— Ты любишь меня до смерти, принцесса.

Она не удостаивает меня ответом. Вместо этого сиденье унитаза снова захлопывается, а затем включается вода. Из ванной сочится пар, и я наконец принимаю сидячее положение.

Все болит. Солнце светит слишком ярко, и в мозгу у меня словно двадцатифунтовый камень, который перекатывается и ударяется о череп при каждом малейшем движении. Мой телефон показывает, что сейчас только 7:37 утра, а вернулись мы домой только после четырех, что означает, спал я не больше трех часов.

Я зарываю лицо в ладони и стону. Мы с Оливией пригласили на обед всю команду, их семьи и друзей. Не особо важно, ведь все это приведет к тому, что мы поедем поужинать и выпить в центр города, перед ночным празднованием с парнями.