Я невольно окаменела. Все внутри заледенело, а сердце на секунду остановилось.
– Доун? Всё нормально?
Эверли я почти не слышала. Мой взгляд впился в Ребекку. Ребекку, которая в данный момент от души хохотала.
Затем я увидела Нейта.
Это было как удар под дых – больно, сильно и вызывало тошноту. Воздух со свистом вырывался из моих легких, а вдох представлялся чем-то за гранью возможного. Мир замер, и казалось, что все опять как год назад, когда я застала их вместе. Как и тогда, я не могла отвернуться.
Нейт ослепительно улыбался, и его глаза при этом сузились до маленьких щелочек. Ему повезло не носить брекеты. Зубы у него всегда были красивыми, прямыми и белыми, поэтому у нас почти нет фотографий, где нам четырнадцать-пятнадцать лет. Ведь брекеты в то время носила я и ощущала себя рядом с ним гадким утенком.
Словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову в моем направлении. Его улыбка застыла.
Я сделала первое, что пришло в голову: резко нырнула под стол. А так как при этом ударилась лбом, на мгновение перед глазами поплыли черные пятна.
Вот дерьмо. Проклятое чертово супердерьмо.
– Что ты там делаешь? – прошипела Эверли.
Я была в шоке. Нейт меня видел. Что, если он подойдет?
Оказалось так больно столкнуться с ним. Находиться с ним в одном помещении. Мне не хватало воздуха. Я хотела отсюда уйти.
– Не знаю, что с ней. Она просто… – Эверли взволнованно разговаривала с моим отцом.
В следующую секунду папа на четвереньках заполз ко мне под стол. Я уставилась на него округлившимися глазами. Все в поле моего зрения расплывалось, а во лбу пульсировала сумасшедшая боль.
– Доуни. – Он взял меня за руку и на миг сжал. – Пойдем домой?
Мне удалось кивнуть. С папиной помощью я выползла из-под стола и не обращала внимания ни на что вокруг. Сосредоточилась только на своих шагах, папиной руке у меня на плечах, Эверли и Морин, которые спокойно собрали мои вещи и вслед за нами сбежали из ресторана.
Некоторое время спустя мы сели в машину и поехали обратно домой. Морин и папа болтали на безобидные темы, она рассказывала ему о каком-то проекте, которым руководила. Эверли, в свою очередь, проворно печатала в своем смартфоне и периодически присоединялась к разговору. Никто из них даже не намекнул мне, что я повела себя глупо или чересчур остро отреагировала.
И почему-то от этого становилось лишь хуже.
Я лежала в кровати и пялилась в потолок. В девятом часу вечера мы вернулись с того катастрофичного ужина. Извинившись перед Эверли и Морин, я в конце концов спряталась у себя в комнате и там уже больше пятнадцати минут смотрела на дисплей своего мобильника. На нем светилось имя Спенсера, и мой палец снова и снова зависал над клавишей вызова. С одной стороны, я не хотела разговаривать, а с другой – нуждалась в чем-то, из-за чего опять почувствую себя собой. У моих друзей, в особенности у Спенсера, всегда это получалось.
Сделав глубокий вдох и выдох, я набрала его номер. Пошли гудки, и я уже чуть не отключилась, как вдруг он ответил.
– Привет, – сказал он, запыхавшись.
– Я тебе не мешаю? – тут же выпалила я.
– Нет, я бегаю. Что такое?
Я закрыла глаза и прислушивалась к стуку его шагов по асфальту. Короткий порыв ветра шевельнул наушник, и я представила себе бегущего Спенсера. Просто чтобы отвлечься ото всех остальных мыслей.
– Ничего, – с небольшим запозданием откликнулась я.
Теперь его шаги стихли.
– Что случилось? – мягко задал вопрос он.
– Думаю, я не хочу об этом говорить. – Голос охрип и звучал измотанно. Я ненавидела то, что со мной творил один вид Нейта. Какой властью надо мной он до сих пор обладал. Больше я его не любила – об этом не могло быть и речи… однако всего лишь встреча с ним и Ребеккой сбросила меня в ту пропасть, где я находилась какое-то время назад.
– О’кей, тогда поговорим о чем-нибудь другом. Рассказать тебе, над чем я сейчас работаю на курсе по искусству? – спросил он, и его голос принял беззаботный тон.
– Да, пожалуйста.
– Ну, мы делаем скульптуры. Для этого нужно было набросать эскизы. Их должны сначала одобрить, и мне повезло. А вот Майлзу – нет, так как он собирался выполнить скульптуру попы Ким Кардашьян, и наша преподавательница не пришла от этого в восторг, поэтому теперь он нереально отстает – все остальные сегодня уже начали готовить модели из пластиковых трубок и проволоки.
Я улыбнулась и вновь открыла глаза:
– За Майлза и правда очень обидно. Миру нужна эта скульптура.
Спенсер тихо рассмеялся:
– Майлз тоже так считал. Я говорил, что он хотел сделать попу в натуральную величину? На словах «с соблюдением масштабов» наша преподавательница покраснела и влепила Майлзу подзатыльник его же тетрадью.
Теперь я тоже не сдержала смех:
– А как выглядит твоя скульптура?
– Это сюрприз. Я тебе покажу, когда закончу.
– Не говори, что ты готовишь детальную скульптуру моей попы.
– Не наводи меня на неправильные мысли, крошка. – В динамике опять зашумел ветер. – Вот черт. Ты не обидишься, если я скажу, что прямо сейчас представляю себе твою голую попу?