Доверься мне

– Анна Тимофеевна, вы зря переживаете, я сегодня наводила порядок в доме и всё вымыла. Ванну тоже. Но, если хотите, давайте я ещё раз её почищу.

– Мне не нужна домработница, тем более такая «чистюля», как ты. Сама справлюсь, – говоря это, она протянула руку, ожидая требуемую вещь, и упёрла взгляд в потолок.

Дмитрий подошёл к Ленке, взял у неё пасту и сказал:

– Лен, спокойно. Отдай ей перчатки, пусть делает, что хочет.

Ленка сняла их и протянула Диме, а тот, со словом: «Извольте!», передал своей родительнице. Дверь в ванную с грохотом закрылась.

– Дим, скажи, она со всеми твоими девушками так или только со мной? – Ленка хлюпала носом, обнимая его, когда они легли спать.

– В этой квартире до тебя со мной никто не жил. Пожалуйста, не плачь и не бери это в голову. Вообще не думай о ней. С этой дамочкой всегда так.

– Она хочет, чтобы ты меня бросил и выставил из дома, – не унималась Ленка, вытирая слёзы.

– Так, как хочет она, я не сделаю, не переживай. Ты будешь со мной и останешься здесь. Прошу, перестань плакать, – он погладил её по голове.

– Дим, – она прижалась к нему ещё сильнее, – если бы ты только знал, как я тебя люблю!

В тот вечер Анна Тимофеевна, услышав историю, откуда взялась девушка сына, поставила перед Димкой ультиматум: «Либо ты в три шеи гонишь её отсюда и от себя, либо мы с отцом лишаем тебя финансовой поддержки. Слышишь, Коля? Никаких ему больше денег! Узнаю, что даёшь, – пеняй на себя!»

Справедливости ради нужно отметить, что и Ленкина мама с предполагаемым зятем общего языка тоже не нашла. Собственно говоря, не искала. Знакомство с её родителями произошло гораздо позже – года через два после того, как Ленка с Димой стали жить вместе. В первый же день всё загубил мамин вопрос: «И что же, Дмитрий, ты вот так всю жизнь только и будешь делать, что тёткам сиськи пришивать?» Ленка тогда побелела лицом и её прошиб холодный пот. Она знала, что с ним так нельзя. Но как объяснить этой глупой женщине, что профессия хирурга всегда связана с кучей проблем? Что любые операции предполагают сумасшедшие нагрузки. Что сам доктор всегда подвергает своё здоровье огромному риску. Что даже самая незначительная ошибка может стать причиной смерти пациента, потому что исход операции часто непредсказуем. Что из-за невысокой оплаты труда эти люди-боги вынуждены брать на себя максимум ночных дежурств, и дополнительно устраиваться в различные коммерческие клиники. Да и смысл объяснять, если взрослый человек сам этого не понимает?

Чревато обесценивать Димкину работу! Никому никогда нельзя даже намекать на то, что его дело может быть несерьёзным! Он не простит. Но в этом Ленка с ним была похожа. Она тоже никому, кроме себя самой, не прощала подобных выпадов в сторону её личного «бога».

Дима больше не ездил к Ленкиным родителям, а она и не настаивала.

Глава четвёртая

Это случилось где-то месяцев через восемь после сцены рыдания о превратностях судьбы. Ленка так же оставалась в хирургическом отделении, но уже простой медсестрой. В платную послеоперационную палату поместили мужчину, лет пятидесяти. Оперировали его по причине непроходимости кишечника. Вывели трубку. Пациент был в тяжёлом состоянии, но в реанимацию определять его не стали, решив, что в платных палатах и так уход на высоте. Как раз тогда выдалась Ленкина ночная смена, и ухаживать за «сложным» пациентом довелось ей. Других операций в тот день не проводилось, и у неё была возможность уделить этому человеку максимум внимания. Полностью отойдя от наркоза, мужчина стал малость буйным – никак не мог смириться с тем, что теперь на его теле был зафиксирован калоприёмник. Весь этот гнев на врачей и обиду на судьбу больной вылил, разумеется, на Ленку.

Она и не поняла, как так получилось и какие её слова сыграли решающую роль, но после двадцати минут беспощадных проклятий и грязных ругательств, этот мужчина уже просто тихо плакал, уткнувшись носом в запястье Ленкиной правой руки. А левой она гладила его по голове, произнося Димкино коронное «не волнуйтесь, всё будет хорошо», и от себя добавляла: «Непременно всё будет хорошо». И он внял ей. Уже через пару дней пошёл на поправку. Между ними завязались добрые отношения. Ленку он называл «спасительница» и требовал, чтобы только она ставила ему капельницы и делала уколы. Однажды, войдя в палату с установкой для внутривенных вливаний, Ленка с укором произнесла:

– Василий Иванович! Ну, что же вы со мною делаете? У меня же руки трясутся, когда нужно попасть даже в видимые вены, а в ваши, трусливые, которые прячутся при моём появлении, я вообще с первого раза воткнуться не могу. Вам нравится, что я делаю вам больно?

– Нет, я не люблю боль, – спокойно отрицал он.