Достаточно просторная, но пустоватая. В глаза бросается белый высокий, до потолка, шкаф, заставленный всевозможными книгами. Письменный стол, на котором ноутбук и прочая техника. Диван расположен перед телевизором. И приставка рядом.
– У тебя нет кровати? – удивляюсь я.
– У меня есть удобный диван, располагайся.
Присаживаюсь на краешек и еще раз оглядываюсь.
– Неплохо. Но моя кровать все же удобнее.
– Кто ж спорит. Сейчас приду.
Паша скрывается в коридоре. Я шмыгаю носом и сжимаю в ладони салфетки. Через минуту на журнальном столике оказываются чайник с ярко-оранжевым чаем, две чашки и тарелка с едой. Комнату наполняют запахи облепихи и цитрусовых. А также домашней пиццы.
Паша разливает чай по чашкам, одну ставит напротив меня.
– Спасибо, – благодарю я, сняв маску. Делаю крошечный глоточек. Кисло-сладко. Наверное, этот вкус всегда преследует второй шанс в отношениях. Его можно назвать приятным и даже в некоторых редких случаях – исцеляющим. – Чувствую, как насыщаюсь витаминами! Что еще ты умеешь готовить?
– Много чего. – Павел удобно устраивается рядом. – Матвей не может поправиться без этого чая. Получается не совсем так, как мама делала. Она что-то еще добавляла, и мы понять не можем что. Но вот так – тоже сносно.
– Спасибо, что заботишься. Это мило.
– Это нормально.
Он вертит в руках телефон, откладывает его и улыбается.
– Хорошо, что ты не соврала насчет болезни. Я сначала подумал, что пытаешься отмазаться от встречи.
Я смеюсь.
– Если бы не хотела с тобой встречаться, так бы и сказала. Не сомневайся даже.
– Точно. Ты пей. Давай, большими глотками. Сегодня я планирую влить в тебя минимум литр этой ядреной смеси.
Я снова смеюсь и парой глотков осушаю чашку.
– Какая послушная девочка. Во всем бы так.
– Ну и ну. Кто-то обещал не подкатывать к больному человеку.
– Ты меня с кем-то спутала.
Я бросаю взгляд на его телефон и пожимаю плечами.
– Паш, почему тебя нет в соцсетях?
– Что? – не успевает он уследить за резкой сменой темы.
– У тебя нет аккаунтов. Я поначалу искала о тебе информацию и ничего практически не нашла. Ты был загадкой.
– Я веду рубрику в аккаунте клиники, отвечаю на вопросы там. У меня нет каких-то предубеждений.
– Да, но ты никогда не публикуешь личное. Почему?
Он задумывается. Я откидываюсь на спинку дивана и наконец расслабляюсь. Будем изгонять дух бывшей родными бациллами! Пусть они съедят о ней любое воспоминание. Ее пакеты до сих пор мерещатся по углам, как и угроза появления хозяйки. Неуютно в этой квартире. По документам она Пашина, но… Не знаю. Постараюсь не испортить сегодняшний вечер подозрениями. Надо было Пашу к себе звать. Наверное.
Его спокойный голос выводит из размышлений:
– Я удалил почти все аккаунты где-то через две недели после аварии, в которой погибли родители. Знаешь, что бывает с аккаунтами умерших людей?
Я задерживаю дыхание, не ожидая такого поворота.
– Их достаточно непросто снести. Я писал в службу поддержки, прикладывал свидетельства о смерти. Но мне то не отвечали, то не верили, то игнорировали. Мы с Матвеем долго не могли принять тот факт, что мамы и папы больше нет. Потом обсуждали это, я поэтому говорю и за брата тоже. Никакие ритуалы не помогали. По первости казалось, что мама вот-вот позвонит или придет. Какое-то внутреннее ожидание теплилось. И двух недель для нас с братом оказалось недостаточно, чтобы в полной мере осознать случившееся.
– У вас были близкие отношения с родителями?
– Да. Особенно с мамой. Мы много разговаривали, это было важной частью жизни. Ее аккаунт взломали и всем разослали спам. Знаешь, каково это – получить сообщение от погибшего любимого человека? Когда умом все понимаешь, а пальцы дрожат, пока текст открываешь. Мошенники еще написали там что-то душещипательное: «Сынок, я попала в аварию, мне срочно нужна помощь!» Угадали, в общем. Мне тут же давай родственники звонить и знакомые.
– О боже…
– Я дядя взрослый… и то психанул. А Матвей… он из школы сбежал и пропал. Я всю ночь искал его по городу, думал, поседею. Он вернулся под утро грязный и пьяный. Ему тринадцать было. На следующий день мы снесли все аккаунты в соцсетях, где были зарегистрированы родители. Кажется, из одной маму до сих пор не удалили. Так и болтается в напоминалках. Ей там какие-то картинки на стене публикуют, с праздниками поздравляют. В игры зовут.
Острое желание обнять Пашу становится нестерпимым. Я робко приближаюсь и кладу голову ему на плечо. Адомайтис притягивает меня к себе.
– Как это хреново, – говорю тихо, живо представляя себе, каково бы это было.
Среди моих близких все живы-здоровы. Кроме бабушек. Но в социальных сетях те не регистрировались.
– Я оставил себе одну сеть, в которой их не было. И даже вел страницу, выкладывал фото с работы или из личной жизни. Но аккаунт неожиданно стал популярным. Многие лайкали фото, писали комментарии. Даже не представляю… почему.
– Я знаю. – Улыбаюсь широко. – Ты красавчик.
Судя по вибрации груди, Паша смеется. Потом произносит:
– Моя бывшая девушка ревновала.
Я напрягаюсь, но он продолжает меня поглаживать, призывая просто отдыхать.
– Она попросила удалить?