Снова лгу! Да что со мной сегодня?
Мы ужасно, просто отвратительно поговорили по телефону.
Паша сообщил, что планирует впахивать все выходные, дабы повысить остроту зрения региона, и затребовал позвонить, как билеты в город возьму. Дескать, встретить хочет.
На что я тихо ответила:
– Мы ведь все обсудили. Ты что-то добавить хочешь?
Молчание длилось мгновение. Потом я голос его услышала. Встревоженный словно, а может, это искажение из-за связи:
– Диана, ты больше не хочешь меня видеть?
Я сжалась вся, но не кричать же ему, что переживаю сильно! Что скучаю по нему и маюсь весь день. Что его «не судьба» у меня почву из-под ног выбила. Что я плакала. Из-за него одного!
Произнесла спокойно, как взрослая самодостаточная женщина:
– Я считаю, что в таком тоне со мной говорить неприемлемо.
Сердечная мышца два удара сделала, прежде чем Адомайтис заговорил вновь:
– Ты мне нравишься, Диана. Я бы хотел продолжать общение. Но в том ключе, в каком оно было до утреннего разговора. Что-то большее пока не для меня.
Сердце в пятки ухнуло. Я покачала головой.
С этого, наверное, и стоило начать. Что-то большее – не для него. Потрахаться – вот с какой целью Адомайтис ко мне мотался и не скрывал даже. Я, конечно, воздушные замки уже настроила. Просто… он так вел себя! Ухаживал красиво! Таким близким был, понятным и родным словно. А как же переезд? Шутки про апельсины? Лгал, чтобы в койку уложить?
Интересно, он со всеми своими подружками оральным сексом на первом свидании занимается? Стало некомфортно и мерзко даже. Вика права: кобелина. Я успокоила себя, что параллельно Адомайтис бы не успел, даже если бы и пытался. Хотя кто его знает, с его-то аппетитами.
– Значит, не судьба, Паш, – произнесла смело. Я смелая девочка. Если после всего пережитого не сломалась, ему и подавно не сломать. – Мы, видимо, разного ждем от партнеров. Предлагаю не терять времени друг с другом. Идти дальше.
– Жаль, что обсуждаем важные вещи по телефону. Я не планировал так. Неправильно это.
Повисла короткая пауза. Я услышала собственный голос:
– Все в порядке. Удачи тебе.
Снова пауза. Все на звенящем нерве. Он ответил:
– И тебе. Спасибо за эту неделю. Не помню, когда был так счастлив.
Будто издевался. Мне и без того горько было рвать с ним! Я ведь без пары дней как влюбилась!
– И тебе спасибо, Паша. За помощь с фильтром, компанию и… ну и вообще. Но на твоих условиях продолжать не будем. Мне этого недостаточно.
– Мне очень жаль, Диана, – сказал он крайне расстроенно.
– Прощай.
Я сбросила вызов, села на диван и закрыла глаза. Если бы не поездка домой, с ума бы сошла. Наверное. Потому что в глубине души я хотела, очень сильно хотела с Пашей большего.
В субботу за обеденным столом собираются все родственники. Повод – мой прошедший день рождения. Болтаем обо всем подряд, обсуждаем новости. Я рассказываю про учеников. О личном меня давно не спрашивают: привыкли, что рассказать нечего. К счастью.
В пятницу в центр ребенка привели, одиннадцатиклассника. На тестирование.
– Ему что калий, что кальций – путает, – сетую я, отмахиваясь. – Мать хочет, чтобы экзамен на четыре сдал. – Тру лоб. – Но там просто с нуля надо. Время упустили. А чудес не бывает.
– И что ты?
– Не взяла, конечно. Февраль заканчивается, экзамен в июне! Если бы в сентябре пришли, еще бы был шанс. Поздно. – Дальше произношу карикатурным голосом: – А где вы раньше были, мамаша? Шучу, конечно. Я все по полочкам после тестирования разложила.
– Вот нет у тебя предпринимательской жилки, Диана! – укоряет мамин брат. – Ты же гарантии не даешь. Занимался бы ребенок, деньги носил. Чем плохо?
– Нет, дядя Саша, так не работает. Мне ж показатели нужны. Ну сдеру я с него двадцать тысяч, он на слабую тройку напишет. Ко мне никто на следующий год не придет. Да и претит людей обманывать.
За разными безопасными спорами время пролетает незаметно.
Подвыпив, отец звонит сестре в Польшу. Ему не нравится, что она переехала, папа переживает, что мы теряем связь. Так и есть: крайне сложно душевную близость поддерживать, когда по десять лет с человеком не видишься.
Тетя поздравляет меня, рассказывает про Оливию, внука, планы на грядущую свадьбу. Отец ее в гости зазывает, и тетя, к всеобщему удивлению, не отказывается. Отвечает, что подумает. Ей помощь врачей нужна, никого там найти не может.
Про Адомайтиса мы не вспоминаем: эта тема неприятная и давно запретная. По-прежнему болезненная. Я улыбаюсь тете, шучу, радуюсь будущей встрече.
А потом в какой-то момент вдруг так стыдно становится!
Ни с того ни с сего я, сидящая за столом в кругу самых близких людей, чувствую себя неуютно. Краснею до кончиков ушей! Щеки пылают, пульс учащается. Тянусь к стакану и делаю глоток воды. Они все меня любят. А Пашку ненавидят. Чем же я занималась всю прошлую неделю? Целовала его, готовила для него, обнимала так крепко, как, кажется, никого и никогда.
Я изо всех сил делала его счастливым, одновременно с этим предавая родных!