Все это — примеры, о которых мы никогда не перестанем сокрушаться и которые в то же время служат нам утешением. Что мы увидели: незначительное количество серебра или вовсе его отсутствие, нескольких рабов, семь юге ров скудной земли, дочерей с ничтожным приданым, похороны, недостойные покойников. Но при этом — выдающееся консульство, знаменитое диктаторство, бесчисленные триумфы. Почему же мы денно и нощно обрушиваемся с упреками на благочестивую Фортуну, словно главного врага человеческого рода? А ведь эта Фортуна вскормила и наделила доблестью Публикол, Эмилиев, Фабрициев, Куриев, Сципионов, Скавров и других, равных им, столпов чести. Так пусть лучше, благодаря памяти о прошлом, вспыхнут наши сердца, пусть укрепится наш дух, ослабленный деньгами. Клянусь лачугой Ромула, ветхими крышами Капитолия и вечным огнем храма Весты, где до сих пор пользуются глиняной посудой, что никакое богатство не может быть выше бедности таких мужей.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
О скромности
⠀⠀ ⠀⠀
5. Предисловие. Уместно теперь от бедности перейти к скромности. Она ведь стремится к самому правдивому, то есть учит мужей пренебрегать частным ради общественного. Она заслуживает того, чтобы ей воздвигали храмы и посвящали алтари, как если бы она была небесным божеством, потому что она есть прародительница всякого доблестного решения, хранительница повседневных дел, наставница в невинности, драгоценная для близких, воспринимаемая иноземцами и в любое время одаряющая всех приветственным ликом.
5.1. Ну а теперь от восхваления ее перейдем к ее деяниям. От основания Города до консульства Сципиона Африканского и Тития Лонга места для зрителей на общественных играх были общими для сената и народа. Но никогда никто из плебса не отваживался восседать в театре впереди отцов-сенаторов — до такой степени простиралась скромность нашего общества. И реальное доказательство этому среди прочего явилось в тот день, когда Луций Фламиний занял место впереди всех, хотя был уже исключен из состава сената цензорами Марком Катоном и Луцием Флакком, пусть даже он оставался консуляром и братом Тита Фламиния, победителя Македонии и Филиппа. Все присутствующие единодушно заставили его занять приличествующее ему место.[313]
5.2. Теренций Варрон пошатнул устои республики своим неуместным вторжением во время битвы при Каннах. Сенат и народ предложили ему пост диктатора, но он его отверг, сознавая свою вину, хотя и оправдывал ее гневом богов и уверенностью своего нрава. Куда как лучше было бы сделать подпись «диктатор» под его изображением, чем действительно доверить ему исправление этой должности![314]
5.3. Давайте теперь перейдем к достославному деянию скромности. Завистливая судьба на выборах претора свела вместе на Марсовом поле Гнея Сципиона, сына Сципиона Африканского, и писца Гая Цицерея. В разговорах народа выяснилось, что он считает неразумным, чтобы род и клиентела столь великого мужа были бы замешаны в комициальных выборах. Но Цицерей обратил обвинение себе в похвалу. Когда он увидел, что идет по всем центуриям впереди Сципиона, он сошел с возвышения и, сняв с себя белую тогу, далее предоставил собирать голоса своему сопернику, отдав таким образом дань памяти претуре Сципиона Африканского и не заботясь о том, чтобы требовать таковую для себя. Что может быть высшей наградой для такой скромности? Сципион обрел эту должность, но поздравить следовало бы Цицерея.[315]
5.4. А чтобы не отходить от комиций: когда Луций Красс домогался консульства, он вынужден был ходить по форуму, умоляя народ голосовать за него по обычаю. Но он никогда не смог бы сделать это в присутствии своего тестя Квинта Сцеволы, мужа высокочтимого и мудрейшего, а потому попросил его не обращать на него внимания, пока он занимается таким ничтожным делом. А все потому, что он более чтил достоинство Сцеволы, нежели свою белую тогу.[316]
5.5. Помпей Великий на следующий день после поражения от Цезаря в битве при Фарсале прибыл в Ларису и увидел, что встречает его весь город. «Идите, — сказал он, — и поклонитесь победителю». Я бы сказал так, что он не заслужил быть побежденным, если бы не был сокрушен самим Цезарем. А значит, он сохранил достоинство в несчастье. И пусть недолго он носил свое достоинство, но умеренность его несомненна.[317]
5.6. И то, что Гай Цезарь нередко являл то же качество, показывают его последние дни. Он был поражен множеством предательских ножей, но в тот самый миг, когда дух его прощался со смертным телом, даже двадцать три его раны не отвадили его от скромности. Обеими руками он приспустил свою тогу, чтобы не видно было его тело, уже содрогающееся. В таком состоянии не люди испускают дух, но бессмертные боги обретают свои места.[318]
⠀⠀ ⠀⠀
Убийство Юлия Цезаря
Автор неизвестен
Гравюра
Публичная библиотека, Нью-йорк, США
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Внешние примеры
⠀⠀ ⠀⠀