— Tutain! Imbeciles partout! [23]— Месье Жодле с такой силой хватил деревянной ложкой по краю миски с ранним ранетом, что черенок ложки переломился, миска опрокинулась, а яблоки раскатились по всей кухне.
Рэйчел поморщилась, но сохранила спокойствие.
— Говорю же вам, я уже заказала анчоусы, — повторила она, старательно выговаривая слова на своем школьном французском. — Они прибудут как раз к тому времени, когда вы будете готовить фрикасе из куропаток, месье. Не беспокойтесь.
Это его ничуть не удовлетворило.
— Espece de vache [24], — прошипел он, размахивая вилкой. — Тупица! Вон отсюда!
Последние три слова повар-француз выучил по-английски и так часто ими пользовался, что они выходили у него безо всякого акцента. В любого, кто приходил в кухню с плохими новостями (например, о том, что у них кончились анчоусы), месье Жодле имел обыкновение швырять всем, что попадалось под руку, кроме ножей. Но все когда-то бывает в первый раз, решила Рэйчел и отважилась бросить на прощание: «Remettez-vous» [25], выходя из кухни и ни на минуту не поворачиваясь к нему спиной. Из-за закрытой двери доносились французские проклятия, и она порадовалась, что не понимает слов. Да, нрав у повара был, мягко говоря, неуравновешенный, однако вспышки его темперамента никогда по-настоящему не расстраивали Рэйчел: месье Жодле хамил всем подряд без разбора и был, казалось, единственным человеком в доме, совершенно равнодушным к ее истории.
— Миссис Уэйд?
Она обернулась и увидела Тесс, спешащую к ней по коридору со стороны служебной лестницы.
— Миссис Уэйд, не могли бы вы взглянуть на шторы в желтой гостиной? Сьюзен выбивала из них пыль щеткой, как вы велели, а они вдруг возьми да и оборвись! Рухнули прямо ей на голову. Ну и вид у нее был, — добавила Тесе, не удержавшись от смешка при воспоминании о забавном зрелище. — А теперь мы не знаем, что нам делать: повесить их обратно или выбросить? Так не могли бы вы зайти посмотреть?
В дополнение к своей обычной работе горничные чистили и проветривали каждый день по одной из гостиных на первом этаже. На следующей неделе им уже предстояло подняться на второй, где помимо картинной галереи, напоминавшей пещеру, было одиннадцать спален и несчетное количество гардеробных, туалетных и будуаров. Такое задание Рэйчел поставила перед ними сама, по своей собственной инициативе, заручившись лишь самым небрежным и рассеянным согласием его светлости. Ей до сих пор казалось невероятным, что она отдает приказы слугам, а они эти приказы выполняют. Это было настоящим чудом: как будто по ее слову расступались морские волны [26]. У нее в голове не укладывалось, как ей до сих пор удалось сохранить свою работу, и она никогда бы не поверила, если бы кто-то ей сказал, что она хорошо справляется. В любой день, в любую минуту, стоило ей совершить хоть один промах, все могло пойти прахом. Поэтому Рэйчел следила за каждым своим шагом, находилась в постоянной тревоге и старалась быть как можно более незаметной. Она напоминала сама себе некое ночное существо, внезапно извлеченное из норы среди бела дня, испуганное ярким светом, робко крадущееся в надежде, что никто его не заметит и не вышибет ему мозги заступом.
«Какая страшная метафора», — содрогнувшись, подумала Рэйчел, поднимаясь по ступенькам следом за Тесс.
Собственные мысли страшили ее, но в то же время приятно было сознавать, что она вообще еще не разучилась проводить аналогии. В тюрьме они не приходили ей в голову. То, что окружало ее в Дартмуре, просто не подлежало сравнению с чем бы то ни было: все было до ужаса конкретным, однозначным и больше никаким. Сравнивать с чем-то лучшим было бессмысленно, с чем-то худшим — невозможно.
Желтая гостиная была названа так благодаря обоям с позолотой (впрочем, давным-давно осыпавшейся), потемневшим до наводящего тоску горчичного оттенка. Широкие окна выходили на запад, и до сегодняшнего дня самым привлекательным предметом обстановки считались закрывавшие их синие бархатные шторы. Рэйчел обнаружила Сьюзен на коленях рядом с грудой обвалившейся ткани.
— Они просто рухнули мне на голову, миссис Уэйд, — пожаловалась горничная, заправляя взмокшую прядь рыжих волос под чепец и бросая похоронный взгляд на поверженные шторы. — Честное слово, я не виновата!
— Конечно, это не ваша вина, Сьюзен, — мягко успокоила ее Рэйчел, проводя рукой по ветхому, едва не рассыпающемуся в прах от прикосновения бархату.
— Что же нам делать, мэм? Без них комната выглядит просто ужасно!
С этим нельзя было не согласиться. Голые окна казались ободранными, за ними открывался унылый пейзаж: давно не стриженные и полуувядшие заросли самшита.
На другом конце комнаты Вайолет Коккер, сидя на корточках, чистила решетку мраморного камина. Отложив почерневшую от сажи тряпку, она пристально взглянула на Рэйчел и нахально повторила вслед за Сьюзен: