– Она ушла со старшей дочерью, – глухо проговорил Глик. – Словно растаяла в воздухе. Так, во всяком случае, говорила Алаин. Алаин ненавидит ее. Дейк тосковал по ней, но потом или забыл ее, или смирился. Файп был готов убить ее. А я ее совсем не помню. Не знаю, кто из нас чудовище.
– Тебе был год, когда она ушла, – пожала плечами Мэтт. – Или, если говорить точнее, когда ей помогли бежать. Я не все услышала, там что-то стряслось. Кажется… ее старшую хотели выдать замуж. Кстати, если бы ее выдали – возможно, я бы не понадобилась.
Они повернулись к корзине, в которой сидел Тис, одновременно, но не увидели его, хотя он и сидел, прижавшись лицом к прутьям. Он накинул пелену мгновенно, хотя и вспомнил этот разговор только теперь.
– Двадцать девять лет прошло, как я остался без матери, – прошептал Глик. – Ей было сорок шесть, хотя, говорят, она выглядела как девчонка.
– Сейчас ей семьдесят пять, – ответила Мэтт. – Если она, конечно, жива. Но поверь мне, она и сейчас выглядела бы куда как младше, чем на сорок лет. Она маола. Или ты не замечаешь этого по своим братьям? По Алаин? Хотя они словно засохшие ветви. Мне показалась, что старость подступает к Алаин.
– Ненависть, – ответил Глик. – Это не старость, это ненависть.
– Вряд ли она уменьшает срок, – негромко засмеялась Мэтт. – Я бы сказала и тебе, готовься к долгой жизни, но… она будет короткой. И у тебя, и у меня.
– Алаин и Дейк двойняшки, – пробормотал Глик. – Когда Мона ушла, им было по одиннадцать. Если чудовище одно, и это не я, тогда оно – Файп. Да, он отличается от всех нас даже внешне. Выше на голову. Но кто его отец?
– Тебе лучше знать, – ответила Мэтт. – Меня больше беспокоит, чтобы Алаин была жива, когда я до нее доберусь. Ты думаешь, тому мытарю можно верить?
– Который говорил о том, что речные жители с той стороны Бейнского леса лишились кузнеца? – переспросил Глик. – Думаю, что да. Он был пьян, но мне все равно пришлось развязать ему язык простеньким наговором. В любом случае, пока не доберемся до рыночного писаря, ничего не узнаем. Но если та кузница и в самом деле освободилась, это неплохое место, чтобы перезимовать. Одна беда – Бейнский лес рядом.
– Это не беда, – проскрипела Мэтт. – Может быть, это спасение. Одно неясно, почему в Снокисе продают ярлык кузнеца на Тэрской земле? Слишком похоже на ловушку.
– Все просто, – отмахнулся Глик. – Это отсроченная грамота. Таких ходит немало. Их скупают по дешевке и перепродают. Часть барыша за ярлык уйдет к наводчику, но лишь после того, как мы поселимся в той кузнице. То есть, у нас есть пара месяцев, чтобы отказаться от сделки, это время сумма будет хранится у местного ростовщика.
– Кажется, я начинаю понимать, – оскалила беззубый рот Мэтт. – За два месяца мы не успеем обернуться.
– Все будет в порядке, – поморщился Глик. – Я узнал еще кое-что. Отец ищет хорошего кузнеца. Грамоты об этом висят на каждой кузне. Понятно, что там не его имя, но я догадался.
– Тебя это огорчает? – удивилась Мэтт. – Или ты надеялся вернуться?
– Нет, – мотнул головой Глик. – Меня это удивляет. Местом найма названа Нечи. Непонятно, что он там забыл?
– Ты вытащил меня из-под Ринны, – сказала Мэтт. – Нечи на полторы тысячи лиг к юго-востоку. Из-за нашего побега твои родичи решили сменить логово?
– Мы были не в логове, – ответил Глик. – Из логова я бы тебя не вытащил. Не смог бы. И, признаюсь, думал, что у тебя есть где укрыться.
– Есть, – прошептала Мэтт. – Но я не пойду туда, пока не буду уверена, что Тис сильнее любого яда в его крови.
– Сколько тебе еще нужно для этой уверенности? – спросил Глик.
– Еще лет пять, – твердо сказала Мэтт. – Тису нужно еще лет пять. Даже если меня не будет рядом с ним.
Городок назывался Коркра. Это снокское слово, которое обозначало, как сказала Мэтт, цвет черепичных крыш городка, Тис не смог выговорить, как ни старался, но заинтересовали его не крыши, которые с вершины холма казались то ли красными, то ли сине-коричневыми. Его заинтересовала широкая река, что раскидывалась за городом. Она лежала меж низменных, по-осеннему разноцветных берегов словно живая стальная лента. Казалось, пошевели чуть-чуть огромными мехами, и нальется она малиновым цветом, засверкает белым и красным, но нет таких мехов, да и огня под ней нет.
– Курса, – повернулся в сторону корзины Глик. – Здесь она еще не в полную ширину, но все равно велика. Тот берег едва виден. Самая большая река Арданы. А справа – Дара. Здесь она впадает в Курсу. А начинается Дара в самом Сиуине!
– Мне плохо видно! – прошептал Тис, который всю свою недолгую жизнь учился быть неприметным, неслышным и невидимым.
– Подожди, – похлопал ладонью по крышке корзины Глик. – Городок Коркра не самый большой, но на нем есть рыночная площадь, она возле реки, и пока я буду улаживать наши дела, ты сможешь прогуляться с мамой. Только не называй ее мамой, а называй бабушкой.
– Лучше никак меня не называть, – проскрипела Мэтт.
– Я вижу тебя такой, какая ты есть, – подал голос Тис.