После смерти Достоевского в русской периодике разгорелся спор о его болезни, но спор этот касался времени ее начала, а не ее необратимых последствий. Спор этот возник после появления в «Новом времени» статьи А. Суворина «О покойном», в которой говорилось, что Достоевский страдал эпилепсией еще в детстве. В связи с этим младший брат Федора Михайловича Андрей стал публично доказывать, что «падучую болезнь брат Федор приобрел не в отцовском доме, а в Сибири». Так считал и доктор Ризенкампф, периодически наблюдавший Достоевского до 1845 г. В дискуссию включился доктор Яновский, общавшийся с писателем до самого его ареста. В своей заметке (в виде письма к А. Майкову), напечатанной в «Новом времени» под заглавием «Болезнь Достоевского», он писал, что его пациент страдал падучей болезнью еще до ссылки, но припадки, за редким исключением, были легкими. Эти споры отразились в письме Ризенкампфа Андрею Достоевскому от 16 февраля 1881 года, в котором он поддержал «сибирскую» версию возникновения эпилепсии у Федора Михайловича и связал ее с телесным наказанием, которому его подвергли в Омске. «Вы не представляете себе ужас друзей покойного, бывших свидетелями, как, вследствие экзекуции в присутствии личного его врага Кривцова, Федор Михайлович, при его нервном темпераменте, при его самолюбии, в 1851 году в первый раз поражен был припадком эпилепсии, повторявшимся потом ежемесячно», — писал Ризенкампф. (Факт телесного наказания оспаривается некоторыми исследователями.) Еще раз подчеркнем, что это был спор об истоках болезни, а не о ее последствиях.
Отметим, что, отрицая раннее появление эпилепсии у своего брата, Андрей Достоевский сообщает при этом, что в 40-х годах он «кажется» страдал «какою-то нервною болезнью», вызвавшей у него страх преждевременного погребения (мучивший также Гоголя и Э. По). Под воздействием этой фобии Достоевский часто, укладываясь спать, оставлял записки: «Сегодня со мной может случиться летаргический сон, а потому не хоронить меня (столько-то) дней».
Между тем, сам Достоевский относился к своему заболеванию, в обиходе именовавшемуся им «кондрашкой», весьма серьезно, о чем свидетельствуют записи, делавшиеся им после некоторых припадков:
«Во Флоренции в продолжение лета — припадки не частые и не сильные (даже редкие сравнительно). При этом сильный открытый геморр<ой>.
Да и все почти припадки в постели, во сне (в первом сне), около четвертого часу утра.
Сравнительно с прежними припадками (за все годы и за все время), этот, отмеченный теперь ряд припадков с 3-го августа, — представляет собою еще небывалое до сих пор, с самого начала болезни, учащение припадков; как будто болезнь вступает в новый злокачественный фазис. За все прежние годы, не ошибаясь, можно сказать
Теперешнюю учащенность можно бы приписать резкой перемене климата Флоренции и Дрездена, дороге, расстройству нервов в дороге и в Германии и проч.