Достоевский in love

– В жизни каждого бывают минуты, когда необходимо уединиться, вырваться из обычной колеи, пережить свое горе в стороне от обычной суеты… И я глубоко убеждена, что в таком постоянном осуществлении своих замыслов – единственный путь к счастью. И я не могу пожаловаться – я познала его.

В 1917-м революция, которую Достоевский предсказал полвека назад, добралась до ее гостиницы, но солдаты знали ее и из уважения оставили в покое. Тем летом она отправилась на Кавказ, где заболела малярией вместе с большей частью селения. Ее сын, Федор, написал ей, советуя уехать – железнодорожные работы неподалеку извергали в воздух тучи комаров, – так что она перебралась в Ялту[563].

Вскоре Анна слишком ослабела, чтобы возвращаться в Петроград. В начале 1918-го Россия перешла на григорианский календарь, и вместе с остальной страной Анна прекратила существование между средой 31 января и вторником 14 февраля. Весной немецкая армия перерезала линию сообщения с ее сыном. Без денег и не имея возможности получить их вдова Достоевского голодала. Однажды благодетель отдал ей два фунта черного хлеба, и она сразу же съела его целиком, заработав воспаление кишечника[564].

5 июня родственникам было отослано письмо с сообщением о том, что она находится в критическом состоянии, но в суматохе войны почта часто терялась. «Таким образом, – объясняет ее родственница, – в полном одиночестве, без близких и родных, почти в нищете скончалась на 73-м году жизни самая преданная подруга Достоевского, столько потрудившаяся для устройства счастливой жизни писателя и его посмертной славы»[565].

Пройдет еще 50 лет, прежде чем, в соответствии с завещанием, ее тело упокоится в Александро-Невской лавре подле мужа.

Предел памяти человеку положен лишь во сто лет. Сто лет по смерти его еще могут запомнить дети его али внуки его, еще видевшие лицо его, а затем хоть и может продолжаться память его, но лишь устная, мысленная, ибо прейдут все видевшие живой лик его. И зарастет его могилка на кладбище травкой, облупится на ней бел камушек и забудут его все люди и самое потомство его, забудут потом самое имя его, ибо лишь немногие в памяти людей остаются – ну и пусть! И пусть забудут, милые, а я вас и из могилки люблю[566].

Избранная библиография (с заметками по поводу войн переводчиков)

Я не принадлежу к цеху переводчиков и не сужу о нем, но так или иначе Достоевский оказался-таки переведен на английский язык. За последнюю сотню лет прошло множество жарких дебатов о переводе работ Достоевского на английский (критика вышеупомянутых дебатов превратила всю эту дискуссию во фрактальный кошмар). В последнюю пару десятилетий некоторые – в частности, Дэвид Ремник в своем эссе «Войны переводчиков» для журнала «Нью-Йоркер» – уверяли, что Ричард Первир и Лариса Волхонская осуществили самый авторитетный современный перевод. Гэри Сол Морсон, литературный критик и преподаватель славистики Северо-западного университета, яростно не согласился с этим мнением в статье «Перверсия русской литературы», утверждая, что они «берут великолепные работы и низводят их до неуклюжей и неприглядной каши». Зато перевод Констанции Гарнетт он считает «восхитительным».