Меж тем Восточный вопрос, который задолго до Достоевского поднимался как проблема положения Турции в Европе, обдумывался писателем в период Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, когда резко обозначились подводные течения европейской политики. Да и вопрос о Константинополе впервые был поставлен отнюдь не Достоевским — достаточно вспомнить время правления Екатерины II, турецкие войны, первый раздел Польши и тот факт, что наиболее последовательным защитником турецких интересов всегда был французский посланник в Константинополе. Россия же испытывала дипломатические сложности даже в период своих наибольших достижений (таких как Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года и право свободного плавания по Черному морю и через проливы Босфор и Дарданеллы).
Здесь необходима краткая справка. 13 июля 1770 года, в разгар турецкой войны, Вольтер писал Екатерине II: «Если Ваше Величество не может взять Константинополя в нынешнем году, что мне весьма досадно, то заберите хотя бы всю Грецию, и пусть у Вас окажется прямое сообщение от Коринфа до Москвы. Это будет весьма красиво выглядеть на географических картах и немного утешит меня в том, что я не могу припасть к Вашим стопам на черноморском канале»18. Именно в это время созревал первый проект раздела Османской империи. План создания Греческой империи с центром в Константинополе (императором которой должен был стать второй внук Екатерины II, получивший греческое имя Константин, до тех пор не встречавшееся в романовских святцах), однако, не осуществился в ходе Турецкой кампании 1792 года.
Восточный вопрос получил статус отложенного вопроса; к тому же на его решение огромное влияние оказала французская революция. Наполеоновские завоевания вывели Восточный вопрос на новый уровень: для Наполеона Восток стал важнейшей фигурой политической игры. Присоединение России к антинаполеоновской коалиции в 1805–1807 годах вызвало новую турецкую войну, а Тильзитский мир (1807) породил уже у Александра I мечты о Греческой империи на месте Турецкой. И тут уже прусский министр Гарденберг, спасая разгромленную французами родину, выступил с проектом раздела Турции, не менее грандиозным, чем екатерининский: Балканский полуостров делился на три зоны: западная отходила к Франции, центральная — к Австрии и восточная, с Константинополем, — к России; за это Россия должна была отказаться от Польши и Литвы, куда садился саксонский король; Саксония же своей территорией возмещала Пруссии потери на Рейне и Висле.
Наполеон отнесся к этим планам более чем холодно, хотя охотно вел с русским императором разговоры о судьбах Востока. Для России результаты этих разговоров были ничтожны, а Александр I умер во время подготовки к новой войне с Турцией. Его преемник, Николай I, сумел уже в первые годы царствования дойти до Адрианополя. Переход 20-тысячной русской армии через Балканы (1829) впервые ввел в область реального то, что было мечтой Екатерины II и Александра I.
Теперь вступление русских войск в Константинополь было вполне в пределах военно-географической возможности — и император Николай действительно готовил захват Дарданелл, однако пока не имел предлога для немедленных действий. Проект 1829 года дал руководящую линию всей восточной политике его царствования:
В ответ Англия объявила, что противится такому предприятию всеми силами, а французский император даже прежде англичан двинул свой флот в турецкие воды, явившись защищать Константинополь. Целью англо-французской коалиции было обезоружить Россию на Черном море и уничтожить Черноморский флот. Россия, как настойчиво твердила европейская, а вслед за ней и русская либеральная историография, потерпела в Крымской войне сокрушительное военное поражение: по Парижскому миру (1856) Россия оказалась отброшена на исходные перед Кючук-Кайнарджийским миром позиции, и это был тяжелейший удар со времен поражения Петра Великого на берегах Прута, когда был потерян незадолго до того завоеванный Азов.