Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

Поэтому на мою основную работу — обдумывание политики — времени остается немного. Цель моего правления не в том, чтобы творить добро, а в том, чтобы не наделать зла. Сказать проще, чем сделать. Например, хотя предотвращение вооруженных революций явно входит в мои обязанности по поддержанию порядка, я давно, много лет назад, еще не зная слов Лазаруса, усомнился, правильно ли ссылать потенциальных лидеров революции. А ведь симптом, который меня встревожил, поначалу был настолько ничтожен, что его наличие я осознал лишь через десяток лет.

За все эти десять лет на меня не было совершено ни одного покушения.

И к тому времени, когда Лазарус Лонг возвратился умирать на Секундус, этот тревожный симптом держался уже двадцать лет.

Это был зловещий признак, и я это понимал. Если общество настолько однородно и настолько самодовольно, что среди миллиарда жителей за два десятилетия не смог появиться один-единственный решительный убийца, значит оно серьезно больно, несмотря на то что выглядит здоровым. Как только я это осознал, все последующее десятилетие я обдумывал возникшую проблему и постоянно спрашивал себя: а как бы поступил в подобном случае Лазарус Лонг?

В общем, я знал, как он поступал, потому-то и задумал миграцию — либо чтобы увести с планеты свой народ, либо чтобы убраться с нее самому, если желающих последовать за мной не обнаружится.

Читателю может показаться, что я искал насильственной смерти в каком-то мистическом духе; дескать, «король должен умереть». Вовсе нет! Повсюду и всегда меня окружает незаметная, но надежная охрана, особенности которой я разглашать не намерен. Впрочем, без всякой опаски могу упомянуть три главных меры предосторожности: мой облик публике неизвестен; я почти никогда не появляюсь на людях; а когда вынужден это делать — об этом никогда не объявляется заранее. Ремесло правителя опасно — не может не быть опасным, — но я не собираюсь погибать «от профессионального риска». И суть «тревожного симптома» не в том, что я еще жив, а в том, что нет мертвых убийц. Выходит, меня перестали ненавидеть настолько, что не желают рисковать. Ужасно. Что я делаю не так?

К тому моменту, когда клиника Говарда известила меня, что Старейший очнулся (напомнив, что, с его точки зрения, прошла только ночь), я не только успел выспаться, но и завершил все неотложные дела, а прочие отложил. Я немедленно направился в клинику. После дезинфекции я прошел к Старейшему и застал его за кофе, он только что кончил завтракать.

Он поглядел на меня и улыбнулся:

— Привет, Айра.

— Доброе утро, дедушка.

Я уже готов был почтительно приветствовать его — в той форме, которую он принял, когда я в прошлый раз пожелал ему доброй ночи, — но ждал знаков, которые говорят «да» или «нет» раньше, чем открывается рот. Даже среди Семейств практикуется большое разнообразие в таких обычаях, а уж Лазарус, разумеется, живет по своим правилам. Поэтому я сокращал дистанцию между нами с большой осторожностью.

Он ответил мне, чуть откинувшись назад, — чего я не заметил бы, если бы не был настороже.

— Здесь посторонние, сынок, — мягко указал он.

Я немедленно остановился.

— Во всяком случае, мне они кажутся чужаками, — добавил он. — Я пытался познакомиться, но они только чирикают на пиджин и обильно машут руками. Но хорошо, когда рядом люди, а не вчерашние зомби, с этими можно поладить. Эй, дорогуша! Поди сюда, будь хорошей девочкой.

Он поманил к себе одного из техников; как обычно дежурили двое, сегодня утром это были женщина и мужчина. Было приятно видеть, что мой приказ выполнен, — женщина была со вкусом одета. Изящная блондинка, не лишенная привлекательности для тех, кто ценит высоких женщин (не сказал бы, что мне такие нравятся, ведь говорят, что твоя женщина должна помещаться у тебя на коленях… правда, в последнее время на эти занятия у меня что-то не хватает времени).

Она поплыла вперед и остановилась с улыбкой. На ней было что-то в женском стиле — но женская мода чересчур скоротечна, чтобы я мог за ней уследить, к тому же в том сезоне каждая женщина в Новом Риме старалась отличаться от остальных. Но как бы там ни было, что-то переливчато-голубое подходило к цвету глаз и облегала тело; общее впечатление было весьма приятным.

— Айра, это Иштар… Я правильно произнес на сей раз, дорогая?

— Да, Старейший.

— А вот тот молодой человек — Галахад, хотите верьте, хотите нет. Айра, ты знаешь легенды Земли? Если бы он знал, что означает его имя, то сменил бы его. Это был идеальный рыцарь, так ничего и не добившийся. Я пытаюсь вспомнить, почему лицо Иштар мне знакомо. Дорогая, а вы случайно не были когда-нибудь моей женой? Спроси ее, Айра, — возможно, она меня не поняла.

— Нет, Старейший, никогда. Без всяких сомнений.

— Она поняла, — подтвердил я.

— Ну значит, то была ее бабушка… Девка была — просто огонь, Айра. Пыталась меня убить, пришлось с ней расстаться.

Старший техник быстро сказала несколько слов на галактическом. Я перевел: «Лазарус, она утверждает, что никогда не имела чести быть замужем за вами ни формально, ни по контракту, но вполне готова — только скажите».