Досье генерала Готтберга

Очень еще важно, — Белозерцева наклонилась к Лизе, — нащупать сомневающихся во власовских частях. Не все пошли служить гитлеровцам по доброй воле. Многих гложет совесть, когда они видят сожженные деревни, разрушенные города на своей бывшей Родине. Многих ужасает необходимость участвовать в расстрелах мирных граждан. Их надо выявить и привлечь на нашу сторону. Война рано или поздно закончится. Теперь, в союзе с американцами и англичанами, мы все-таки переломим немцам хребет, нам очень скоро потребуется новая агентура. Те люди, которые уйдут с гитлеровцам на Запад и обоснуются там. Те, которые и дальше станут работать на нас и поставлять необходимые данные. Нам нужны новые Скоблины, Блюмкины, Кривицкие. Прежних, ты сама знаешь, уничтожили бывшие безголовые наши руководители, новых выпестовать непросто. Уже сейчас надо подбирать кадры, которые обеспечат нашу устойчивость на невидимом фронте после того, как война кончится и бывшие союзники, да, да, — ответила она на удивленный взгляд Лизы, — наши бывшие союзники вполне могут сделаться новыми, весьма серьезными противниками. Так что работы — непочатый край. Людей нет, как я сказала, пока. Но опускать руки нельзя. Начнем сами, а там видно будет. Найдутся помощники, — она пристукнула ладонью по столу. — Что же до головы моей, если она меня все-таки подведет, заменишь меня, Елизавета Григорьевна.

— Я?! — Лиза вздрогнула.

— Ты, — подтвердила невозмутимо Белозерцева, — кто же еще? Там, за линией фронта Николая Петровича, — она кивнула на Симакова, — ни кого иного, кто будет посвящен во все детали, не будет. Их и здесь-то немного. Чекистская работа, Елизавета Григорьевна, не то что не сахар — деготь сущий. И одна из главных сложностей для нас — сохранение информации. Информация — это все. Не дай бог, узнает кто лишний, считай, сгорело дело. Даже если не разболтает, даже если свой человек, все равно — таковы правила, операцию — на помойку. Придумывай новую. Все держи в голове, никаких записей, никаких даже отрывочных пометок. Кроме Николая Петровича и нашего шефа, генерал-лейтенанта Кондратьева, никому не известны планы, в которые я собираюсь тебя посвятить, Лиза. Я не хочу, чтобы, оказавшись со мной за линией фронта, ты действовала вслепую. В первую очередь потому, что тебе придется работать с Кузнецовым. В Ровно ему помогала капитан госбезопасности Вера Тоболевич, очень толковая сотрудница. Но гестапо внедрило в подполье своих агентов, и начались провалы. Веру арестовали и расстреляли. Коле же пришлось срочно переехать в Минск, сменив легенду. Ты тоже должна понимать, что наша деятельность настолько опасна, что она может обернуться пострашнее, чем на фронте.

Тебе пришлось столкнуться с некоторыми неприятностями в Таллинне. Но тогда немцы наступали, и еще могли позволить себе некоторую невнимательность и даже равнодушие. Теперь они обозлены. К тому же в Берлине, по имеющимся у нас данным, над армейской разведкой Канариса все большее влияние приобретает эсэсовская разведка, а это совсем другое устройство деятельности, и по методам, и по формам. У них всегда под рукой и гестапо, и тюрьмы, и карательные батальоны, и множество всевозможных способов развязать захваченному партизану язык — от психотропных инъекций и провокационных подстав до откровенно садистских пыток с очень гнусными подробностями физиологического характера.

Готовиться надо к любому повороту событий. Но ничего не бояться, даже в голове не держать трусливой мысли, иначе — провал неизбежен. Постепенно я буду вводить тебя в курс дела, — заключила Белозерцева, вставая из-за стола. — На тот случай, если голова моя все-таки не выдержит за линией фронта, — она криво улыбнулась. — А сейчас меня ждут в агитпропе, надо ехать, — она взглянула на часы, — да, пора.