Досье генерала Готтберга

Успокоившись, Лиза даже на время забыла все свои прежние тревоги. Но, как оказалось, напрасно. Вскоре стали происходить очень странные события. Все началось со странного самоубийства следователя, который занимался подготовкой документов к Нюрнбергскому процессу по делу о катынском расстреле, где убили много польских офицеров. Официальная версия объясняла его смерть неумелым обращением с оружием, но Лиза чувствовала, — это НКВД. Следователя убили в назидание прочим, напоминая, что победа, как бы велика она ни была, ничего не изменила. И те, кто победили, как были холопы «хозяина», так и остались ими. Несмотря на все заслуги. Спасли — и спасибо, а теперь все — по местам.

Вслед за гибелью следователя произошло еще несколько таких же странных случаев. Без всякого сомнения, снова ощущалась кровавая поступь репрессий. Понимая, что надо как можно скорее отойти в сторону, Лиза стала писать рапорт за рапортом, намереваясь уйти со службы. Она ссылалась на занятия в консерватории, даже выхлопотала ходатайство Шостаковича, которое и сыграло решающую роль.

В сорок седьмом году было получено «добро» на демобилизацию, и обе сестры Голицыны вернулись в Ленинград окончательно. Наташа сразу поступила работать в Пушкинский дом и сдала экзамены на филологический факультет университета на вечернее отделение. Лиза вернулась к занятиям с мастером. Вскоре она все-таки получила диплом и поступила в аспирантуру к Дмитрию Дмитриевичу. Время было тяжелое, надо было работать. И с одобрения мастера Лиза по вечерам стала заниматься музыкой с детьми в Доме пионеров.

Дом пионеров располагался на углу Фонтанки и Невского, до революции это был дворец великих князей. Здесь великий князь Николай Павлович узнал о смерти своего старшего брата Александра и отречении второго брата, Константина. Здесь губернатор Санкт-Петербурга генерал Милорадович доложил ему о восстании на Сенатской площади. Но прошлое было зачеркнуто навсегда, никто о нем не вспоминал, во дворце веселились дети рабочих и крестьян. Лиза выбрала Дом пионеров потому, что он находился прямо напротив дворца Белозерских, и каждый вечер, поправляя фальшивившего ученика, она смотрела в окно на этот дом и думала о Кате. Она все чаще приходила к мысли, что ей все-таки надо навестить ее, как бы опасно это ни было.

Вскоре появился Орлов. Он тоже уехал из Германии, его направили на учебу в академию, в Москву. При первой же возможности он явился в Ленинград, к Лизе. Однажды утром в дверь позвонили. Сквозь сон Лиза слышала, как Фру, недовольно ворча, мол, кого еще принесло в такую рань, пошла открывать дверь.

— Вам кого? — спросила она требовательно.

В ответ Лиза услышала голос Орлова:

— Мамзель, позвольте пройти, я к Лизавете Григорьевне. Она здесь живет?

— Чего? Чего? К Елизавете Григорьевне? — проговорила Фру возмущенно, обращение «мамзель» ей явно не понравилось. — А вы кто такой, простите?

— Фру, кто там? — спросила Лиза из своей комнаты и набросила халат, встав с постели.

— Да военный какой-то, твердит, что ты ему нужна, — Фру приоткрыла дверь, но Орлов отстранив ее, уже вошел сам.

— Куда, куда! — воскликнула Фру, всплеснув руками. — Разве к женщине так можно!

— Мне можно, — отмахнулся от нее Орлов.

Фру глубоко вздохнула и даже покраснела от обиды.

— Лизка, вот и я! — не обращая внимания на гувернантку, Орлов подхватил Лизу на руки и принялся кружить по комнате. — Лизка, Лизка, красавица моя!

— Ох, дева Мария, что сделаешь? — Фру деликатно вышла и прикрыла за собой дверь. — А это кто такая? — Орлов поставил Лизу на пол и показал пальцем на то место, где только что стояла Фру. — Очень строгая дамочка.

— Это моя воспитательница, Алеша, — ответила Лиза, рассмеявшись. — Помнишь, я рассказывала тебе, что она заменила нам с Наташей маму, когда та умерла. Потом я потеряла ее в сорок первом при бомбежке. А она, оказывается, выжила и ждала нас здесь, в Ленинграде.

— А как ее зовут? — осведомился Орлов деловито. — Надо бы познакомиться поближе, все-таки одной семьей будем жить.

— Ее зовут Фру.

— Как, как? — Орлов чуть не выронил фуражку из рук. — Что это за лошадиное имя? — спросил он недоуменно. — Мне кажется, я читал у какого-то писателя, там лошадь была Фру-Фру… Или ошибаюсь?

— Не ошибаешься, только очень прошу тебя, потише, — Лиза одернула его. — У Толстого в «Анне Карениной» лошадь Вронского звали Фру-Фру. Но к нашей Фру это не имеет никакого отношения. Фру — просто сокращение от ее полного имени.

— А полное имя у нее как? — поинтересовался Орлов живо.

— Франкония Михайловна, — ответила Лиза. — Так и называй ее и очень прошу, — она молитвенно сложила руки, — без всяких этих издевочек насчет Фру-Фру. Она обижается, а я очень люблю ее. Мне не хотелось бы ее огорчать.

— Ладно, договорились, — согласился Орлов, но все же не удержался, заметил: — Странное имя какое-то, Франкония, не русская, что ли?

— Француженка, — ответила Лиза сдержанно, — родом из Лиона, приехала еще до революции. Можно сказать, в прошлом веке. Еще есть вопросы?