Я ощутила, что оскорблена до глубины души. Будто собаку подозвал! И потому повиновалась, но крайне нехотя. Государь отвернулся, скрестил на груди руки и постукивал носком сапога по земле, дожидаясь, когда я соизволю подойти. Наконец, я приблизилась и присела в реверансе. Король бросил на меня сердитый взгляд:
— Я не могу позволить себе оставить даму в одиночестве в темноте, — сухо сказал он, после сам взял мою руку, накрыл ею сгиб своего локтя, и мы помчались к дворцу. Иначе этот стремительный бег было не назвать.
Но, войдя во дворец, государь коротко кивнул мне и удалился, не произнеся ни слова. Я направилась к себе, снедаемая целым сонмом чувств: от возмущения и досады до тревоги и отчаяния. Мне вовсе не хотелось терять наших встреч и прогулок, разговоров и пикировок, доверия, наконец! Но и переломить себя не получалось.
Я даже схватилась за перо, войдя в комнату, чтобы написать, как мне жаль, что я огорчила Его Величество. Но вышло и вовсе уж возмутительное письмо, где я изливала желчь и негодование на то, что меня лишили благоволения за то, что мой конь сделал несколько шагов, в то время, как отравители, лжецы и нарушители одного из главных законов Камерата продолжают пользоваться милостями и живут себе припеваючи. И что если королю нравится слушать льстецов, то нам и вправду лучше больше никогда не встречаться. После этого оглянулась в сторону гардеробной, решив покинуть резиденцию на рассвете. Однако выдохнула, перечитала свое письмо и сожгла его с протяжным вздохом. За моей спиной был мой род, и поступать так, как подумалось, я не имела права.
— Проклятье, — проворчала я.
А потом сделала неожиданное открытие – мне хотелось, чтобы он остановил меня, чтобы заставил вернуться и приказал не покидать пределов его дворца, потому что лишиться меня хуже самой смерти.
— Вконец обезумела, — недовольно произнесла я, а затем расхохоталась.
Вот уж и вправду, будто влюбленная девица… И на этом мой смех оборвался. Мотнув головой, я ударила ладонью по столу и тоном заправского бунтаря воскликнула:
— Ни за что! Ни за что и никогда!
— Ваша милость…
Я порывисто обернулась и увидела Тальму. В руках ее был поднос, на котором лежала роза и записка. Забрав и то, и другое, я, вдохнув аромат свежесрезанного цветка, прочитала записку, и на лице моем расцвела широкая улыбка:
«Я почти ненавижу вас сейчас, ваша милость. Если бы я не понимал, что это навсегда, то непременно задушил бы собственными руками, до того вы меня злите. Но еще больше меня злит, что я не могу выкинуть вас из головы.
Добрых снов, Шанриз.
Ив Стренхетт».
Глава 20
Над головой, покачивая кронами, шептались деревья. В просвете между ними было видно голубое небо и белоснежную дымку облака. Кажется, оно зацепилось за зеленую верхушку и потому не сдвинулось ни на пядь за то время, что я поглядывала на него из-под руки. Где-то щебетала птица, заходясь в восторженных трелях. Мимо пролетел деловитый шмель и скрылся в розовой чашечке цветка, аромат которого ласкал обоняние. Умиротворенно вздохнув, я зажмурилась и раскинула руки…
Пальцы коснулись чужой руки. Я повернула голову и встретилась взглядом с Амберли. Она лежала рядом и глядела на меня с улыбкой, я улыбнулась в ответ и снова закрыла глаза, подставив лицо солнечным лучам.
— Шанни, — позвала меня сестрица.
— М-м? — промычала я в ответ.
— Нам надо возвращаться, — сказала Амбер. — Если мы задержимся, то твоя матушка снова будет отчитывать нас.
— И обязательно расскажет про девицу О, — хмыкнула я. — Уже ради новой сказки я готова валяться в траве до вечера.
— Это страшные сказки, Шанни, — возразила сестрица.
— Матушка воспитывает во мне силу духа, — сказала я с улыбкой. — Если бы государь знал, что мы пережили с девицей О, он бы прослезился и позволил мне посидеть на его троне.
— Зачем тебе его трон? — голос Амбер прозвучал укоризненно. — Это очень дурная затея.
— Мне не нужен трон, сестрица, мне нужен его хозяин.
— Ну и выдумщица же ты, сестрица.
— Я ничего не выдумываю, и когда он придет, ты сама всё увидишь, — фыркнула я.
— Выдумщица! — весело рассмеялась моя родственница.
Я открыла глаза, свела сурово брови и перекатилась к Амбер. Сорвав травинку, я провела ею по шее сестрицы.
— Шанни, не надо, — взмолилась она. — Ты же знаешь, как я боюсь щекотки!
— И потому пощады не будет, — ответила я и, отбросив травинку, прошлась пальцами по ребрам Амберли.
— Ша… Шанни! — заходясь от смеха, взвизгнула она. — Прекрати! Прекрати немедленно! Ша-ха-ха-нни!
— Кто?! — прорычала я, готовая к новой атаке.
Продолжая извиваться и хохотать, Амбер подняла голову. Ее взгляд устремился мне за спину, и из глаз ушло всякое веселье. Сестрица обхватила меня за плечи и велела:
— Открой глаза, Шанни.
— Ты с ума сошла? — изумилась я. — Я смотрю на тебя.
— Открой глаза, — потребовала Амберли, словно не слыша меня.
— Они открыты! — начала я сердиться.
— Да открой же глаза! — закричала Амбер и с силой тряхнула меня. — Открой!!!